– Завтра еду в Петербург и обязательно куплю вам кружевные чулочки с крупным узорчиком, – вдруг серьезно произнес он.
– В Петербург?! – Алена распахнула глаза и, опомнившись, натянула покрывало до самого подбородка.
– Да, Аленушка, дела, – де Конн хрустнул сжавшимися пальцами.
Новость потревожила Алену. Там, в Петербурге, в его доме на Фонтанке, жила Мариам. Наложница шестнадцати лет. Гречанка или итальянка. Впрочем, в среде светской знати невольница у каждого уважающего себя холостяка имеется, или девка крепостная, или актриска на содержании, ведь ныне все пытались походить на любвеобильного монарха. Впрочем, и женщины аристократического общества не уступали в моде, которую диктовала его венценосная супруга. Но это Алену не успокаивало.
– Надолго едете? – прохладно поинтересовалась она.
– На неделю, не больше, – промычал тот, прижимая губы к ее животу.
Алена помолчала. Она впервые почувствовала то, что в романах называлось ревностью. Раньше она даже не могла поверить, что столь неподобающее дворянке чувство способно достать и до нее, да еще вцепиться ей глубоко в потроха и душить до слез, выкручивая сердце до скрипа в зубах!..
– Вам не нравится моя прическа? – прервал ход девичьих мыслей де Конн.
Она и не заметила, как пальцы ее…
– Ах, простите, сударь!
Тот выпрямился, пригладил руками растрепанные волосы, улыбнулся…
– Ох, и ежик же вы…
– Да вы вся дрожите, милочка! – Камышиха громко звякнула ложкой по чашке с киселем. С секунду ее цепкие глаза тщательно изучали сводницу и вдруг неожиданно потеплели. – Ох, не бойтесь, деточка! Маркиз де Конн, как мне показалась, человек очень даже чувствительный и будет с вами чрезвычайно деликатен в вашу первую ночь! Боли, может, и не избежать, но, думаю, он вовсе не груб и не бестолков в столь интимных делах…
Алена подняла на Камышиху глаза. В них действительно ютились волнение с тревогой… но не о первой ночи. Она чувствовала, что между нею и женихом встанет другая женщина.
Забытое
К шести часам вечера экипаж маркиза де Конна, преодолев несколько десятков миль по раскисшей дороге, отметился на Ближней Рогатке Лиговского канала10, выехал на набережную Фонтанки и наконец покатился по долгожданной городской брусчатке в сторону Невского проспекта.
Умирающий свет холодного солнца, слякоть, сырость и сквозной ветер… Петербург! Город-оборотень, вечно перевоплощающаяся субстанция, порожденная жизнедеятельным скоплением живых существ вкупе с липкой хандрой и хронической простудой. Этот город, словно запоздавшее пробуждение, прибавлял каждому погостившему в нем то устойчиво болезненное ощущение, будто наяву продолжаешь слышать ворчание гранитных берегов об изнурительных дождях и надоевшей плесени…