– Пашка! Павлик! Павлу-у-уша! Пошли маме звонить!
И он бросает все свои вечерние дела, подскакивает и мчится к бабушке. Вопит недовольно попавшая под ноги курица, кот вздыбливает спину и прыгает на стену сарая. Пашка не замечает ничего вокруг. Звонить маме!
Они с бабушкой идут к зданию старой фермы. Окна заколочены, тут давно не держат коров, технику разобрали и перевезли в соседний колхоз. Остался только запах и груды перегнившей соломы на заднем дворе, а также единственный на всю деревню телефон в комнатушке, в которой раньше сидел то ли сторож, то ли заведующий фермой.
Бабушка достаёт из кармана и водружает на нос нелепые огромные очки. Долго и осторожно крутит диск телефона, шёпотом повторяя про себя каждую цифру. Наконец в чёрной трубке раздаются гудки.
– Алло! Алло!
Пашка выхватывает трубку из рук бабушки.
– Мама, мама! У нас тут живёт настоящая королева!
– Паша, плохо слышно! – сквозь треск и шипение пробивается едва слышный мамин голос. – Ты хорошо кушаешь?
– Да, мама, кушаю хорошо. У неё бриллианты и веер.
– Плеер? У кого плеер?
– Да не плеер, а веер. Веер из павлиньих перьев. Он у королевы.
– Да погоди ты! Не тараторь. Бабушке не надоел?
– Не надоел я бабушке. Ну послушай, мама! Она живёт в доме у Сидорчухи и говорит, что это дворец.
– Это ты мне кино какое-то рассказываешь?
– Совсем не кино. Всё по-настоящему.
– Чепуха какая-то. Ладно. Не болеешь? Сопли прошли?
– Прошли, – вздохнул Пашка. – Мам. Тут волшебство всякое.
– Очень плохо слышно. Приеду – расскажешь. Дай-ка бабушку.
Пашка передаёт тяжёлую трубку бабушке. Та осторожно берёт её, словно боясь, что трубка ударит электричеством. Прижимает чёрную пластмассу к уху. Слушает, периодически кивая. Шумы и трески в трубке не мешают ей услышать мамин голос.
– Да, да. Поняла, – говорит бабушка.
Пашка стоит в стороне и ковыряет пальцем дырку в засаленных обоях.
– Да, – кивает бабушка. – Закатки приготовлю. Огурцов в этом году много будет. Клубнику тля поела, но огурцов много.
Пашка выходит на улицу и опускается на корточки, прижимаясь спиной к тёплой кирпичной стене. Ему хочется плакать. Он поднимает лицо к небу, на котором уже рассыпались яркие деревенские звёзды. Среди звёзд вспыхивает и гаснет красный огонёк самолёта. Раньше, когда он был совсем маленьким, мечтал полететь на самолёте над ночной землёй. И чтоб мальчишкам внизу подмигивал его красный огонёк. Прошлым летом они полетели с мамой и папой к морю, но родители уже тогда начинали ссориться и весь отпуск, вместо веселья и отдыха, кричали друг на друга, а папа полночи пропадал в баре. Приходил в темноте, задевал ногами стулья. Снова ругался с мамой свистящим шёпотом. Храпел на диване. И пахло от него неприятно, как от тролля.