И «вомбат»! Там ещё был «вомбат», вдруг вспомнилось ему.
Всё моментально сошлось, и он поглядел на пирамиду слов.
…Большой шутник был Пётр Сергеевич Цветаев, погибший странной смертью в библиотеке имени Новикова-Прибоя!..
– Макс, сварить тебе кофе?
Он ничего не ответил, разглядывая пирамиду, и Джахан заглянула в дверь.
– Зайди.
Она вошла и встала у него за спиной.
Вдвоём они ещё некоторе время смотрели на пирамиду.
– Поедешь туда? – Джахан кивнула на листок с выписанными словами.
Он кивнул.
– Это прямо по твоей части, – заметила она. – Но всё равно будь осторожен.
Он задрал голову и посмотрел на неё снизу вверх.
– Я всегда осторожен.
– Мне просто захотелось тебе это сказать. Наверное, я старею, Макс.
– Ну. – Он поднялся. – Никто из нас не молодеет. Это было бы странно.
– Я приготовлю тебе завтрак, – поспешно сказала она. – Только дай мне десять минут.
Она вышла, и через некоторое время до него донеслось, как в большой комнате она разговаривает с собакой.
…Никто не молодеет, это точно!.. Что они станут делать, когда их время выйдет окончательно и они больше не будут пригодны для оперативной работы?.. Нет, есть, конечно, некие аналитические отделы, службы сбора информации и всякое такое, где постаревшие агенты находят себе занятия! И что с того? В работе ради заработка ни один из них не нуждался – их долго и тщательно учили преуспевать практически на любом поприще, и Макс точно знал, что сделать какую угодно карьеру совсем не сложно. Есть элементарные законы психологии, и если их соблюдать, вожделенная карьера, гарцующая в отдалении, как дикая лошадь, быстро окажется прирученной, взнузданной и стреноженной!..
…И всё же. Что они станут делать?.. Звонить друг другу по телефону? Вместе отдыхать в санаториях? Писать мемуары – гриф «Для служебного пользования»?
Почему-то Макс никогда не представлял себе жизнь «после», ему это и в голову не приходило. Как никогда не представлял себе, что с ним будет после смерти родителей!
Они должны были жить вечно – у них не получилось.
– Завтрак готов, Макс.
В расписной пиале была ложка овсянки с орехами и мёдом. На тарелке солёный творог с кинзой и укропом, завёрнутый в тонкий лаваш. В плошке жареный арахис. В чайнике чай.
Овсянка была воздушна и приветлива, как сливочные июльские облака.
Макс проглотил ложку и спросил: