– Смотри, если вот так прошьёшь мелкими стежками, она вываливаться и комкаться не будет, а мешочек мягким получится.
– Спасибо, – ошарашено ответил Эль, забирая ткань обратно. – Я понял.
– А раз понял…
На язык опять лезли ехидные слова о чересчур умных адептах, и Энасс с трудом удержал их.
– После молитвы нас Солнцеликий ждёт. Сказал, какой-то важный разговор у него. Наверное, о том, из-за чего мы вернулись.
– Эриста тоже звать? – насторожился Эль.
– Нет. Про него он ничего не сказал.
– Хорошо, – кивнул Эль. – Приду.
«Ещё бы ты не пришёл», – хотел съязвить Энасс, и снова сдержался.
Выскочил из кельи, быстро подошёл к роднику, засунул голову под холодную воду.
Если так и дальше пойдёт…
Аскеза получалась очень суровой.
Весь день Эль ловил на себе удивлённые взгляды служителей. Но к вечеру, когда информация о его обете облетела всю Обитель, а все желающие побывали у него, чтобы поинтересоваться, почему он избрал себе столь странный способ служения, интерес угас. И на вечерней молитве никто уже не смотрел на него с любопытством и не отвлекался от молитвы, разглядывая лежащий рядом с коленопреклонённым монахом мешочек с тяжёлым булыжником.
Эль всегда был со странностями. Вот и обет у него тоже странный. Но каждый имеет право проявлять своё поклонение Великому Светилу так, как хочет. И не им указывать ему, каким должен быть его обет.
После молитвы, облившись из родника, Эль поспешил к Солнцеликому.
Энасс был уже там. Стоял возле стола, смущённо улыбаясь, а Солнцеликий заразительно смеялся.
– Молодец, Энасс, – услышал Эль, входя в комнату. Но в чём тот молодец, узнать не успел.
Увидев Эля, Солнцеликий перестал смеяться, окинул его любопытным взглядом, задержался на мешочке с камнем.
– Значит, вот твой обет? Что ж, сложное ты выбрал служение. И как долго ты будешь его носить?
– Пока… – начал, было, по привычке отвечать Эль, но тут же прикусил язык. – Пока не знаю.
– Вот как? – усмехнулся Солнцеликий. – Бессрочный, значит?
И кивнул, указывая на стулья:
– Присядьте-ка, ребята. Разговор предстоит серьёзный.
Монахи поспешно сели у стола, выжидательно посмотрели на Солнцеликого. А тот помолчал, глядя на сцепленные перед собой пальцы рук, потом поднял на них тяжёлый взгляд.
Адепты насторожились. Таким мрачным Солнцеликого они ещё не видели.
– Слушайте меня очень внимательно, мальчики. Повторять не буду, – хмуро начал он разговор. – То, что вы услышите, является величайшей тайной не только нашей Обители, но и всего мира. И о ней, кроме Великого Светила и меня, никто не знает.