Какое было счастье, что в этот раз мне не надо было оставаться в ночную смену, и как я сочувствовала Лидии Александровне, которой предстояло дежурить совсем одной на всю эту компанию! Но еще до ее прихода малыши заснули, старших я тоже уложила, и они, хотя еще хулиганили в кроватках, уже не кричали. Посуду я домыла, уже сдав дежурство. Шла домой и думала, что сегодня чувствовала себя воспитателем, ведущим детские души, два раза по пять минут – первый раз, когда Илюша меня поцеловал (я ему ползунки меняла, а он так обрадовался, что его взяли на руки, говорят с ним, ласкают), и второй – пока над новенькой Наташей с бутылочкой стояла. Быстрее было бы просто подложить соску, но я хотела получше ее рассмотреть, поэтому кормила и разговаривала. Она в ответ таращила глазки, выгибала спинку, улыбалась, что-то «гукала». Я, не без задней мысли, подозвала Иру, все еще плачущую о несостоявшейся дочке, и мы вместе полюбовались очаровательной девчушкой, поудивлялись, что мать – проститутка, алкоголичка (она местная и всем известная), и ребенка пыталась вытравить, а Наташка ничему не поддалась – вот как хорошо реагирует на улыбку, ласковые интонации. Моя ученая няня ответила: «Да, она адекватна своему возрасту».
К 8 утра – на субботник. В группе бледная, дрожащая Лидия Александровна: «Наташа умерла…» Рассказала, что через полчаса после моего ухода подошла к ней с бутылочкой – Наташа лежала, перевернувшись на живот, уткнувшись носиком в подушку, как будто крепко спала. Была еще теплая, но спасти ее уже не удалось. «Может, она не могла перевернуться и задохнулась? Пока я ходила в изолятор, пока грела кефир…» Я перепугалась до онемения. Я сама выкладывала Наташу на живот – она была очень довольна, поднимала попку, вертела головкой, находила позу поудобнее… А вдруг повинно молоко, которым я поила ее – мог в нем, например, оказаться кусочек стекла? Но как бы он прошел через соску? Надо было успокоить, утешить Лидию Александровну – она совсем испереживалась, а я забилась в туалет и выходить оттуда боялась, и разговаривать ни с кем не могла. И страшно, и жалко до слёз было и девочку, и Лидию Александровну, и Иру (она плакала где-то рядом), и себя – до того, что хотелось потерять сознание и не знать о том, что случилось.
Потом в двери начали заглядывать школьники, тоже пришедшие на субботник. Они прибирали сначала двор, потом лестницы и постепенно добрались до групп – им очень хотелось познакомиться с малышами. Пришла главврач – мрачнее тучи – и шуганула их. А потом заглянула старшая медсестра и предложила дать школьникам покатать наших малышей в колясках. Я начала одевать ребятишек – девятиклассники перессорились из-за них. А после прогулки не только девочки, но и двое парнишек говорили: «А можно каждый день приходить гулять с ними? Я бы работать сюда пошел!» Но главврач нас потом выругала за то, что школьники малышей на руки брали, и пускать их запретила.