Красной птицей Эйвис взмыла в небо. Воздушный поток бережно подхватил ее и увлек за собой. Мир теперь виделся ей иначе. Ничто не нависало угрожающе, ничто не сжимало и не теснило. Ветер, ее добрый друг, разогнал тучи, и сияние звезд смыло с перьев Эйвис остатки дневных страхов. В траве засияли жемчужины – это ночные фиалки, проснулись и раскрыли лепестки навстречу луне.
А что ее городок? Какой же крошечный! Сжался со страху далеко внизу. Ну и пусть пока остается. Ее ждала свобода, и звезды, и безбрежная прекрасная ночь.
Замок Красавицы стоял на высоком холме, к северу от нашей деревни. Даже в погожие дни небо над ним было тяжёлое, свинцовое. Высокие шпили приманивали молнии. Вокруг, за черными коваными воротами, непроходимой стеной разросся терновник, с шипами длинными и острыми, как кинжалы…
То еще местечко, в общем. Замок этот – обитель древней принцессы, уколовшей палец о веретено, и уснувшей зачарованным сном. Говорили, что разбудить красавицу может лишь поцелуй. Немудрено, что была куча желающих попытать своё счастье: от рыцарей в сияющих латах до пропахших овцами пастухов. Такой уж мы народ мужики – вокруг полно баб, так нет, нам подавай непременно ту, что за терновыми зарослями дрыхнет вечным сном! Ни у кого, впрочем, из этой затеи ничего не выходило. В лучшем случае, они возвращались ни с чем, поободравшись об терновник, униженные и павшие духом. В худшем – их кости остались белеть среди колючек, как зловещее предостережение всем отчаянным дуракам.
В ту пору в деревню нашу всякий народ приезжал: менестрели, сказители, подмастерья, отправившиеся в свой wanderjahre, да и просто бездельники. Каждый из них привозил с собой кучу историй, песен и сплетен со всех концов света, и наш брат их все жадно проглатывал. Но пока мои сверстники мастерили деревянные мечи и гоняли по деревне поросят, я мечтал о настоящих приключениях. Я хотел биться с драконами и отгадывать загадки сфинкса и пересекать пропасти по лезвию гигантского меча. Этим я и занимался в своих грезах. Наяву я, увы, вкалывал на кухне, в деревенском трактире. Сижу, бывало, драю котел, а сам воображаю, как иду по хлипкому мостику над бездонным оврагом. Ветер в ушах свистит, доски под ногами скрипят так, что, кажется, вот-вот сломаются и… тут мне кухарка поварёшкой по лбу как треснет и как заверещит прямо в ухо: «Опять в облаках витает, бездельник!».