– Ути потягушки! – проходя, заметил Саша.
Собака недовольно буркнула то ли от досады, что её застали за интимным занятием, то ли оттого, что какой-то чужак шатается там, где доселе не ступала нога человека.
– Ишь, какая фифа, – сказал Саша.
Собака вдруг гавкнула в полный голос, что, очевидно, означало:
– Ты с какого района, кожаный?
Саша передумал любезничать и прибавил шаг. Большая ошибка, с собаками так нельзя. Лишь почуют, что двуногий тушуется, вспомнят инстинкты:
– Гав! – в смысле, – Слышь, хрен с горы, к тебе обращаюсь!
– Фу! – крикнул Саша, обернувшись. – Дура!
Такого обращения почтенная собака снести не могла.
– Ах, ты так? Ах, ты вот как? – и пошла за Сашей, лаем извещая окрестности, что ходят тут всякие, и фиг его знает, что там у них в сумке. Скоро она добилась всеобщего внимания. Навострив уши, к ним спешил худой кобель. С другой стороны слышалось истеричное «А-ва-ва-ва-ва!» Твари, которой принадлежал этот мерзкий звук, даже не было видно, то есть она подняла лай, не ведая, в чём дело. Вот она выкатилась из-за сугроба. Мелкая, гадкая, глаз не видно под колтунами. Пока Саша с отвращением смотрел на неё, к уже описанным собакам прибавились ещё две невесть откуда взявшиеся. Он был окружён.
Поначалу собаки немного робели. Норовили будто бы без дела забежать со спины, чтоб оттуда тяпнуть за пятку. Старый трюк. Хитрил и Саша:
– Хорошие собачки, хорошие! Ну-ка, что я вам дам?
На эту уловку собачки отвечали контрприёмом: переставали лаять, усыпляли бдительность добродушными движениями ушей и хвоста, будто не прочь приласкаться, и, улучив момент, старались схватить за руку.
«Уж лучше за руку», – думал Саша, – «или сразу за горло, но только бы не сумку».
В минуту, когда перед глазами другого человека пролетела бы вся его жизнь, Саша, наоборот, увидел картинку из ближайшего будущего. Зубы вонзятся в ткань. Сперва безуспешно, но потом найдётся тонкое место. Сумка треснет, порвётся, и десять тысяч маленьких бумажек разлетятся по свету, символизируя количество дней, на которые Саша сделается рабом своего шефа. Десять тысяч дней это двадцать восемь лет. Это как Робинзон, только не на острове. Да, уж лучше сразу за горло.
Собаки начали с ног. Саша, не щадя себя, поднял доллары над головой и приготовился принять мученическую погибель. Но в тот самый миг, когда собачьи челюсти занялись его штанами, небеса вдруг сжалились. Небу не откажешь в чувстве юмора. Сашу спасла любовь. Пролетавший мимо собачий купидон пустил стрелу псу под хвост.