Фантасмагория душ. Рассказы и стихи - страница 9

Шрифт
Интервал

«Я» никогда не станет ниже «Мы», ибо в него Бог вложил частичку себя, позволив сесть рядом с собою. А кто посмеет оспаривать замысел Всевышнего?..

Баку… Детство…

Баку, Баку! Мой яркий детский рай,
Оливковый винтаж солоноватый.
Каспийских чаек гулкий урожай,
арбузно-сладкий полосатый.
Душа Муслима, куполом накрыв,
Просторы Апшерона защищает.
А на бульваре нефтяной прилив
Лиловой прядью с мыслями играет.
Проспект Московский широтой границ
Опять к себе на праздник приглашает,
Чтоб первым быть из наших всех столиц.
Ура! Народ по площади шагает!
И Башня Девичья, стан распрямив,
Глядит на небо – в зеркало Кавказа.
Часы на вышке, время ощутив,
В безвременье ныряют без наказа.
В нём я худой, стеснительный пацан,
В себя впитавший монтинские ноты.
Начав писать свой жизненный роман,
Не забывал бакинские красоты.
Не забывал своих родных и дом,
Тот двор, что утопал в тени от счастья.
Мы, дети, жили под святым крылом,
Не ведая глобального ненастья.
Теперь уж, что ж, расстался я с Баку,
Других сейчас он сладостно чарует.
Но хочется так верить старику, –
Он обо мне хоть иногда тоскует.

«Я». Часть вторая. «Я» и кактус

Мы мыслим – значит, мы существуем?
Но чем наш процесс мышления
Отличается от процесса мышления того
Кактуса, который растёт на подоконнике?
Или от мыслей самого Бога, создавшего нас?

«Я», осознав, что раствориться в собственном детище «Мы» – это не самый лучший из вариантов, решило не медлить, а снять отдельную, хоть и малогабаритную, квартиру.

«На какую денег хватит», – подумала последняя буква в алфавите, несмотря на не самое почётное место, всё же не растерявшая окончательно частичек гордости.

Ночью, когда коммунальная квартира героически давала храпака, а настороженные коричневые тараканы один за одним выползали изо всех щелей в поисках чего-нибудь съестного, «Я» принялось претворять задуманное в жизнь. Достав из-под ужасно скрипучей кровати с металлической сеткой старый чемодан, переселенец стряхнул пыль с «дедушки», который, невзирая на почтенный возраст, был ещё ничего – без явных морщин и с добротно, на века перетянутой кожей. Серая вуаль, вместе с обильной паутиной слетев с пузатых боков, обнажили почтовые марки, наклеенные, по-видимому, ещё в незапамятные времена, при прошлых переездах.

На одной из них было по-гречески написано «Ноис» и нарисован бородатый седовласый мужчина, похожий на античного философа. На другой кто-то изобразил Солнце и готическим шрифтом вывел – «Денкин». На третьей треугольной марке красовалась фотография Биг-Бена – английской башни с часами – с наложенной поверх громадной лупой.

Следующая страница