– Ладно, – безропотно соглашается Арина и идет следом. – Но это была не я сейчас. Ты говорил с Олимпиадой.
Никита тяжело вздыхает.
***
Олимпиада выключает горячую воду, берет полотенце, вытирается и обматывается им, так как знает, что Давид сидит в ее комнате. Наверняка на ее кровати.
И оказывается права.
Уже чистенький (тоже принял душ), с мокрыми волосами он восседает на ее постели.
– Это моя кровать.
– Когда ты заснула на моей… я против не был.
– Зато я против, – она пересекает комнату и садится на пуфик у туалетного столика, начинает расчесывать волосы.
Давид за этим всем наблюдает.
– Скажи, куколка, – он задумчиво смотрит в потолок, – думаешь, отец может быть жив? Мог он выжить… после всего того, что мы…
– Если он выжил, – тихо говорит Олимпиада, глядя на Давида через зеркальное отражение, – то мы в большой опасности.
– Олег Егорьевич не понимает, в какую игру он начинает играть, – говорит Арина. Она сидит перед Никитой, и их разделяет стол. Он в белом медицинском халате – своей рабочей униформе.
Обычно на ее месте сидят пациенты, но после обеда почти никогда никого не бывает. Особенно сегодня… вряд ли кто-нибудь придет к нему на прием, ведь все понимают его утрату и считают, что он скорбит… да вот только именно в данный момент Никита Максимович как-то не особо вспоминает о своем горе – сейчас он занят всеми психопатиями, что живут в столь прекрасной юной голове.
– А ты? – спрашивает он. Здесь, в своем кабинете, он чувствует себя уверенно. – Ты понимаешь?
– Я – да, – она кивает, но как-то неуверенно. – Я знаю об очень многом… но… но не могу тебе рассказать. Она… она контролирует меня… и использует, чтобы говорить моими губами и смотреть моими глазами. И она не боится того, что я сижу сейчас здесь, и все это рассказываю, потому как… ей просто все равно! Она либо получает то, чего хочет, либо не обращает внимания на то, что ей не интересно! Ей плевать и на меня, и на тебя… ей нужен только Олег Егорьевич, но я… я понятия не имею, зачем именно.
Никита потирает лоб.
– Я сейчас вернусь, ладно? – говорит он, встает и покидает кабинет.
Быстрым шагом он направляется к лаборатории. Именно там обычно сидит самый старший медработник этой деревни.
– Зоя Ивановна, – произносит он, заглядывая внутрь.
– Да, Никита Максимович? – она старше его лет на тридцать пять, и годится почти в бабушки, однако зовет его по имени и отчеству – как никак, врачебная этика.