– Ты на меня… обижаешься, да?
– Вовсе нет, – говорит она, но Никита понимает, что она лжет.
– Слушай… ты ведь понимаешь… что…
– Что все то, что я тебе рассказывала, неправда?
Никита сглатывает.
– Знаешь… – ее глаза бегают по комнате. Кажется, они уже побывали в каждом из ее уголков, даже его халат она рассмотрела, каждую пуговицу… но ни разу не подняла взгляд к его лицу, – может, у меня и правда не все дома… и я даже знаю, в чем это проявляется… но то, что я говорила тебе – это правда. Святослав Борисович выпишет меня лишь тогда, когда я признаюсь в обратном, но я никогда не признаюсь. И знаешь, почему?
Он молчит.
– Потому что я не стану лгать. А это… заведение, – она пожимает плечами, – оно мне не в тягость. Знаю лишь одно – стоит Давиду Егорьевичу или Олимпиаде Егорьевне захотеть – и я тут же покину это место. И надеюсь… что обойдется без жертв.
– Давид и Олимпиада… – Никита решает доказать (если не бывшему преподавателю, то хотя бы себе), что множественное расстройство личности у нее все же есть, – они иногда берут контроль над твоим телом? Управляют тобой?
– Только Олимпиада Егорьевна, – отвечает Арина. – Давид Егорьевич так не умеет… но он… он умеет много другого… он делает… более жуткие вещи.
– Например?..
Арина начинает чаще дышать.
– Однажды он сорвал с меня одежду. Взмахом руки. А затем… поднял в воздух… даже не касаясь… она знал, что делать со мной то, что он делает со многими другими девушками – нельзя, иначе тогда госпожа потеряет на-до мной контроль, и потому… он не стал… делать то, что хотел… он словно… передумал… но…
Хмурясь, Никита пытается оценить степень ее галлюциноза.
– …но это очень страшно… когда ты не можешь пошевелиться… когда ты висишь в воздухе… полностью обнаженная… а он смотрит… смотрит и… теребит свой…
– Достаточно, – вдруг останавливает ее Никита.
Он сглатывает.
– Часто он… так делал?
– Раз в неделю точно. Бывало реже, бывало чаще. По настроению. Иногда он просто просил раздеваться и танцевать… а иногда заставлял обниматься с Инной…
– А Инна – это кто? – спрашивает Никита.
– Инна – это вторая наша служанка. Ее Давиду Максимовичу тоже трогать нельзя, так как она тоже девственница, – тоже девственница? – но она… она очень красива, даже красивей госпожи. Она… держит ее для себя. По крайней мере, я так понимаю, потому что, когда однажды Давид Егорьевич чуть было ее не… ну, ты понимаешь. Так вот, Олимпиада Егорьевна сказала, что она – Инна – её, и приказала больше не трогать ее совсем. С тех пор Инне стало немного легче… раньше она постоянно боялась, что господин ее когда-нибудь съест…