Тут кто-то из особо участливых потащил меня к Важному Специалисту по душевным расстройствам и тот, с нескрываемой скукой выслушав мою печальную историю, вполне определённо высказался на предмет отправки меня в Специальное Заведения Закрытого Типа с труднопроизносимым названием.
По честности я немного засомневался.
– А, может, лучше сразу пристрелить?
– Вас то, может, и лучше, – согласился душевед. – Но вот что делать с ним, в смысле, с беглецом? Где искать? Как воздействовать? А ведь главный герой этой трагической саги именно он. Не вы, он. Понимаете? Поэтому вы нам интересны, как приманка. Путь один: придётся ловить на живца! Чтобы было виднее, назначим вас на высокую должность, так что с внешней стороны вы даже выиграете. Плохо разве?
Он говорил с тою же непогрешимой убеждённостью, с какой звучит для каждого из нас стартовая фраза всей нашей жизни: «Ма-ма мы-ла ра-му!»
На прощание, и это мне запомнилось особенно отчётливо, специалист доверительно похлопал меня по плечу и прямо посмотрел в мои потухшие глаза.
– Скажите честно, Зигмунд Фрейдович, ведь есть у вас ощущение, что вы сбросили с себя шкуру доисторического животного и вышли из пещеры на солнечную сторону жизни?
3.
– Такое ощущение у меня есть, – согласился я, – правда оно пока как-то слабовато.
А ещё именно от него я впервые услышал своё настоящее имя, и оно мне не сразу понравилось, было ощущение, будто где-то прямо возле самого уха блямкнула ненастроенная струна! Фамилия определилась уже по прибытию на место моего нового существования, но как раз к фамилии я привык даже раньше, чем её произнесли вслух.
После визита к Важному Специалисту моё, хоть к тому времени и весьма изменённое сознание, стало выстраивать какую-то промежуточную образную систему. Эта промежуточность чувствовалась буквально во всём, и хоть я вышел на солнечную сторону, тени от несуществующих предметов и явлений, тем не менее, возникали вокруг в огромном количестве. Чего стоили, например, надоедливые сгустки прошлого, чаще всего не моего, а чьего-то, говорившие со мной хоть и на доисторическом, но вполне понятном мне наречии! Они помогли мне разглядеть в хаосе окружавшей меня действительности знакомые очертания пра-пра-пра-родительского дома, вождя племени, смачно пожирающего у костра олений масол, а ещё – старейшин, расположившихся по обе стороны от босса и жадно потакающих его начальственным инстинктам. В отблесках костра звёздно искрились на груди вождя боевые и трудовые знаки отличия, а голову его украшал красноармейский шлем, сильно испачканный кровью то ли оленя, то ли старейшин.