Труди Бирман. Она очень добрая религиозная леди.
Лотар почти не общался со своей кузиной. Они не виделись тринадцать лет.
– Она замужем за пастором голландской реформистской церкви здесь, в Окахандже. Он тоже хороший богобоязненный человек. И у них есть дети твоего возраста. Тебе будет с ними очень хорошо.
– А он будет учить меня читать, как учит Мани?
– Конечно! – Лотар готов был дать любые обещания, лишь бы избавиться от ребенка. – Он учит своих детей, а ты будешь такой же, как они.
– А почему Мани не может остаться со мной?
– Мани должен идти со мной.
– Пожалуйста, можно и мне пойти с вами?
– Нет, нельзя. Ты останешься здесь… и я не хочу больше говорить об этом.
У резервуара рядом с насосом скважины Сара смыла пыль с ног и рук и прополоскала волосы, прежде чем снова заплести их в косички.
– Я готова, – сообщила она наконец Лотару, и ее губы дрожали, когда Лотар окидывал ее критическим взглядом.
Да, она была грязной маленькой оборванкой, ненужной ношей для них, тем не менее Лотар испытывал к ней непонятную нежность. Он поневоле восхищался силой духа и храбростью малышки. И вдруг он поймал себя на мысли: нельзя ли найти другой способ вместо того, чтобы бросить здесь девочку? и ему понадобилось сделать над собой усилие, чтобы решительно сказать себе, что это сделать необходимо.
– Ладно, идем. – Он взял ее за руку и повернулся к Манфреду. – А ты жди здесь с Хенни.
– Пап, позволь мне пойти с вами! – умоляюще воскликнул Манфред. – Только до ворот! Просто чтобы попрощаться с Сарой!
Лотар заколебался, потом ворчливо согласился:
– Хорошо, но помалкивай и помни о хороших манерах.
Он повел обоих детей по узкой дорожке позади длинного ряда коттеджей, и наконец они подошли к задней калитке одного из домов побольше, рядом с церковью. Не вызывало сомнений, что это дом пастора. В задней комнате горел свет, жесткий белый свет керосиновой лампы, и в проволочную сетку, прикрывавшую дверь, бились жуки и мошки.
Как только они вошли в калитку и направились по дорожке к кухне, до них донеслись звуки голосов, сливавшихся в печальном религиозном песнопении. Подойдя к сетке на двери, они увидели в освещенной кухне семью, сидевшую за длинным дощатым столом; все пели хором.
Лотар постучал в дверь, и пение стихло.
Мужчина, сидевший во главе стола, встал и направился к двери. Он был в черном костюме, штанины и рукава вспучились на локтях и коленях, но пиджак туго обтягивал широкие плечи. Волосы мужчины, густые и длинные, свисали до плеч седеющей гривой и осыпали темную ткань хлопьями перхоти.