– Вижу, ты не склонен к мести. Это свидетельствует в твою пользу. Если поможешь мне встать, я тебе кое-что покажу.
Мертон поднялся, протянул ей руку и вытащил ее, не без труда, из глубокого кресла. Они медленно двигались к концу огромного зала, и в полутемном коридоре, который вел в другие помещения, агентша показала ему крохотную картину. Мертон с удивлением разглядел, что это – вставленный в рамку чек.
– Можешь разобрать цифры?
Он озвучил сумму в несколько миллионов песет.
– Сейчас это было бы свыше ста тысяч долларов, – заметила агентша. – Чек мне вручили издатели, чьи имена я не хочу вспоминать, как компенсацию за то, что я изменила себе. Как видишь, я его не обналичила. Все и всегда за моей спиной осыпали меня самой позорной бранью: обзывали материалисткой, упертой ослицей, тираном, губительницей литературы, а главное – крохоборкой. Но не знаю, у кого из них в доме висит такая картинка, так и не полученные сто тысяч долларов. Я тебя понимаю, прекрасно понимаю. Ты – гордый, такой же, как я. Деньги значат многое, но не все. Однако же, если они – не все, то ведь и не пустячок, правда? В общем, проводи меня к тому столу, я хочу выписать тебе два чека.
Они под руку направились к письменному столу из резного дерева. Нурия Монклус села, слегка запыхавшись, и вытащила из ящика стола очки в круглой оправе, чековую книжку и вечное перо.
– Эту ручку, – произнесла она, – мне подарил А., когда еще был юнцом, как ты сейчас. Сам видишь, целая жизнь прошла, но я рада, что смогу употребить ее во благо дарителю. Не знаю, улавливаешь ли ты, как было бы великолепно для него, для меня, если бы ты разглядел в романе то, что следует разглядеть. Это стало бы последним подарком, самым замечательным, какой я только могу ему преподнести. Когда опубликуют статью, которую ты напишешь… это будет именно то, что ему нужно. Как говорят во Франции, – она изобразила большими и указательными пальцами два кружка и выпятила губы – succes d’estime[6]. А потом, если только он проживет достаточно долго, мы осыплем его всеми премиями, увешаем всеми медалями. У меня грандиозные планы, даже великие. – Нурия Монклус будто снова погрузилась в мечты, но вдруг, словно ее отрезвило выражение, появившееся на лице Мертона, спросила с некоторым вызовом: – Что ты думаешь о людях, строящих планы, вырабатывающих стратегию? Что они – расчетливые макиавеллисты? Есть ли у тебя план собственной жизни? Или ты такой же, как вся нынешняя молодежь: carpe diem