Это был первый день лета, первый выходной, и парк наполнился желающими прикоснуться к природе петербуржцами. Дети волочили за собой велосипеды и самокаты, быстро семеня ногами по песчаным дорожкам. Их родители шли рядом, громко наказывая им не спешить. Я же сидел рядом с невысоким кустом шиповника и, кажется, был единственным таким в том парке – одиноким, тихим. Я задавался вопросом: что именно со мной произошло?
Обычая ссора, обычное поведение неразумных супругов. Вроде все, как у многих. Но как же тогда все пришло к тому, что Вера сказала мне, что влюблена в другого?
«Мне кажется…» – произнесла она в начале своей фразы. Подул резвый ветер, и волосы на лбу закололи глаза. Слезы вот-вот готовы были вырваться, и, чтобы не расплакаться, я громко зашмыгал носом – вдох, выдох.
Прошли минуты. Я бросил равнодушный взгляд на экран телефона. Точка сместилась. Местоположение: аэропорт. Руки мои не колеблясь набрали номер Веры, я и вздрогнул от дробного эха телефонных гудков.
– Алло? – услышал я жену где-то вдали.
– Ты в аэропорту? – спросил я надломившимся голосом.
– Да.
Я закрыл глаза и уткнулся лбом в колени. Мы оба выдержали паузу.
– Куда ты летишь?
– В Москву. Останусь там на выходные.
– Зачем?
Ответ и так был мне известен, но я не верил, что услышу его от моей Веры, если спрошу. Я отчаянно ждал того, что она посмеется, скажет, что все происходящее – шутка, и что слова ее рассеют дым, предвещавший разворачивающуюся в моей душе катастрофу.
Мимо пронесся мальчишка. Расставив в стороны руки, он выписывал на земле широкие полукруги и громко гудел. Этот звук больно ударил меня по ушам, я положил руку на грудь и потряс головой.
– Герман улетает в понедельник. Я должна увидеться с ним и поговорить…
– Значит, это все?
Мальчишка снова пролетел мимо меня, а затем быстро умчался. Его голос поддел воздух плещущейся воды, расходящиеся друг от друга волны ударились о каменные стены.
– Значит, это все? – повторил я.
– Думаю, да, – голос Веры совсем стих. – Прости, Ян.
Какая-то неизведанная мощная сила придавила меня к камню. И если я еще и не слился с его серостью, то в тот момент был максимально близок к этому. Моя грудная клетка сжалась, сдавила легкие. Казалось, я потерял голос – не мог напрячь голосовые связки, чтобы ответить, хотя подходящие слова все равно не приходили на ум. Они ударялись о голову и разбивались на ничего не значащие звуки, звуки, перерастающие в безмолвный крик. Я вскочил, сжал кулак и, собравшись с силами, сказал: