Сегодня Митя решил: надо пойти и во всем признаться. И тут же начинал с собой спорить: а толку-то от того, что он признается? Если бы от этого зависело, как скоро Лере станет лучше – другое дело, а так…
А самому лучше не станет? Совесть не очистится? Но тогда выходит, что это тупой эгоизм.
– А че там с Шаповаловой? – как можно равнодушнее поинтересовался Митя у вездесущей одноклассницы Светки.
– В больнице минимум до конца недели, – охотно пустилась в объяснения Светка. – Вообще, жесть, конечно. Я сама насекомых дико боюсь! В обморок бы точно грохнулась. Я краем уха слышала, что она то ли совсем не разговаривает, то ли заикается. Пална говорила.
– А-а-а… – протянул Митя. – Может, ее навестить надо?
– Спасибо, – фыркнула Светка, – мне долбанутых и в школе, и дома хватает.
Митя разозлился: сама ты, Света, долбанутая.
– Хотя, может, ты и прав, – вдруг передумала она. – Интересно же.
– К ней никого не пускают, – вступила в разговор Лерина лучшая подружка Вика. – И ничего там интересного нет.
– Тебя никто не спрашивал, – грубо оборвала ее Светка.
– А почему не пускают? – поинтересовался Митя.
Вика покраснела:
– Я не знаю. Ее родители так сказали.
Светка передернула плечами и отошла, а Митя подсел к Вике:
– Может, ей бананов каких-нибудь передать?
– Почему бананов?
– Ну, или апельсинов. Что она любит?
– Финики любит, курагу, – принялась перечислять Вика, – вообще всякие сухофрукты любит. Но я думаю, не надо.
Хотелось уподобиться Светке и сказать: я не спрашивал, что ты думаешь. Потом захотелось выяснить: а почему, собственно, не надо? В итоге сработал инстинкт самосохранения: выбиваться из ряда равнодушных одноклассников – практически себя разоблачить.
– Не надо и не надо, – скривился Митя.
Ему сразу стало легче. Ведь раз к Лере не пускают, значит, можно выдохнуть. Не придется с ужасом ждать окончания уроков, а потом, спускаясь по ступенькам, ощущать, как все мужество куда-то испаряется. Не придется возвращаться домой и уныло забивать время всякой ерундой, ожидая наступления позднего вечера. И ночью – стоит ли ее так ждать, если именно ночью в голову лезут самые отвратительные мысли? – не придется с собой отчаянно спорить, чтобы под утро решить: точно, иду. Чтобы на следующий день передумать и начать все сначала.
Страшно захотелось есть, и Митя вспомнил, что утром он позавтракал одним чаем.