Маска, я вас знаю! - страница 20

Шрифт
Интервал


Борщ не борщ, а кашу мы заварили ту еще!

Вдруг, откуда ни возьмись, явился участковый, постучался в квартиру, арендуемую Антоном-Артемом, нашел оставленную управдомшей записку, поднялся к Лосевым и вместе с Маринкой прогулялся по подвалу.

– Расспрашивал о квартиранте Реброве и почему-то о нашем дворнике, боюсь, это не к добру, – сообщила она мне вечером, когда мы случайно встретились у магазина.

Маринка туда за хлебом ходила, а я – за минералкой.

Из краткого донесения приятельницы-управдомши я сделала вывод о том, что коллеги полковника Лазарчука приняли нашу информацию к сведению и зашевелились. Это меня порадовало: не потому даже, что меня очень волновала судьба пропавшего квартиранта Ребровых, – просто приятно было, что в полиции с нами считаются. А то у Лазарчука есть такая гнусная манера – высокомерно игнорировать нас с Иркой, почитая женский любительский сыск за глупую бабью блажь.

Срочным звонком я сообщила подруге, что друг-полковник пустил добытую нами инфу в дело, и мы решили, что на этом можем успокоиться. Пусть дальше профессиональные сыщики сами роют, им за это деньги платят.

Увы, человек предполагает, а Бог располагает. Высшие силы определенно не хотели, чтобы мы с подружкой взяли самоотвод, и дали мне это понять неожиданным ночным шоу.


Не знаю точно, с чего началась знаменитая Варфоломеевская ночь в Париже, а в нашем дворе ее версия стартовала с драматического шепота Катерины Челышевой.

– Ах ты ж, сволочь! – прошипела она громко и страшно, как большая змея удав Каа, собирающийся пообедать упитанными бандерлогами.

Катькин самый крупный бандерлог зовется Василием и приходится родным отцом ее пяти деткам. Именно из-за наличия у них малолетних потомков Челышевы вышли скандалить во двор – они всегда выясняют отношения за пределами своей квартиры, опасаясь морально травмировать отпрысков. А тут еще и час был поздний, дети уже улеглись в свои двухэтажные кровати, а их мамочка и папочка выдвинулись под дерево в центре двора.

Там у нас круглая клумба, на которой почти семьдесят лет рос превосходный ветвистый орех – любимый спортивный снаряд моего собственного сына в его детские годы. Потом орех спилили, и теперь вместо него могучий раскидистый побег, который управдомша Маринка считает деревом со странным названием Павловния. Я не уверена, что в итоге получится дерево. Сейчас это больше похоже на гигантский однолетник вроде борщевика или подсолнуха.