Сам Ант фотографировал в другом конце студии. Там наоборот: из-за большого количества самых разных ламп было светло. Даже слишком. Фотограф имел интерес к человеческому обнажённому телу, поэтому сравнивал себя с древними греками. Майя говорила, что он работает в подобии жанра боди-хоррора, хотя сам Ант называет это неоантичностью, снова же из-за такой же любви греков к телу человека. Вот только он не снимает просто обнажённое тело, тогда бы получилась эротика, а его, как асексуала, это не привлекает. Он использует тело, чтобы показать всю уязвимость человека, какими бы он не был.
– Киффлом, брат Ант!
– Джарга! – Ант, с категоричным лицом, пышной мягкой каштановой причёской, в клетчатой рубашке и узких джинсах стоял с фотоаппаратом перед толпой голых людей, покуривая сигарету. Он стал как режиссёр ими командовать, что делать и куда вставать.
Мужчина с окровавленными по локоть руками сел на трон, состоящий из человеческих костей, перед ним поставили телевизор, на котором включилась картинка с тем же мужчиной, только теперь кадр был обрезан, его рук не было видно, он был в смокинге и улыбался. Остальные персонажи расположись «за кадром» телевизора. Раненые, сломанные, погибшие, лежавшие на земле.
Ант сделал несколько снимков.
– Круто получается.
– Спасибо, я назову эту работу «Правдой».
– А, то есть телевизор – это пропаганда, которая обрезает все неудобные для власти моменты.
– Именно.
Весь оставшийся день они обрабатывали и корректировали снимок, а вечером отправились в ближайший ларёк за шаурмой.
– Я бы хотел избавиться от оков тела и стать бесформенным духом, но тогда я б не смог чувствовать этот божественный вкус. Как же я прекрасно понимаю Игоря Константиновича! О, кстати. С днём рождения тебя, дорогая Майя!
– О, спасибо, – Ант предпочитал классическую шаурму, а Майя сырную.
– У меня для тебя есть подарок.
– Правда?
– Да, но только не здесь. Я его припрятал, от лишних глаз. Ты же любишь читать.
Они освободились за полтора часа до полуночи, прибыли на место за шестьдесят минут. Это была окраина города, мрачное жуткое место в заброшенном здании. Снова подвал, заваленный разным барахлом. Там, в одной из полок лежала тяжёлая, обёрнутая в бумагу книга.
– Не спеши её раскрывать. Я бы сделал это где-нибудь за городом.
– Например?
– Например на Селигере.