– Ты где был, дядя Серёжа? – Лиза подметала пол. – Твоя Варвара Алексеевна сегодня, представляешь, что сделала?
– Влепила тебе «посредственно», – кивнул Травин, снял сапоги и куртку, стянул рубашку и полез в комод за свежей.
– А ты откуда знаешь? – девочка тут же прекратила убираться. – Вы опять встречаетесь, да? Ой, откуда у тебя синяк на плече? И ещё один?
– Ушибся случайно. Нет, не встречаемся, так что ходить тебе с этими оценками.
– Опять поругались? – Лиза прыснула. – Ты, дядя Серёжа, так никогда не женишься, и я так никогда «отлично» по математике не получу. У меня ещё по чистописанию «плохо», а Мария Игнатьевна тоже женщина хорошая, и по возрасту тебе подходит.
– У нас тут сводница растёт, – Сергей потрепал её по волосам. – Или мне на всей школе пережениться, чтобы ты отличницей стала? Кстати, Маша письмо прислала, держи, в Ленинград они к лету перебираются, может, в гости заедут.
Лиза схватила конверт и умчалась к себе в закуток, читать. А Травин лёг на кровать, прикрыл глаза, поразмышлял минут пять, куда могло деться девятое письмо, и уснул спокойным крепким сном.
– Вы, гражданин Лакоба, садитесь, – Матюшин и выглядел неважно, бледно-сероватая кожа на щеках переходила в тёмные круги под красными глазами, и чувствовал себя плохо. Боль в голове пульсировала, усиливалась от света и звуков, в груди что-то сдавливало, руки едва заметно дрожали. И ведь он не пил, наоборот, работал, засиделся допоздна с кражей ситца, а потом взял папки Травина и Екимовой и пытался понять, что их объединяет. – Много времени наш разговор не займёт.
– Меня спрашивал уже, – Лакоба уселся на стул, закинул ногу на ногу, достал папиросу. – Закурю?
– Да, конечно, – следователь попытался не дышать, от запаха табака его тошнило. Он не понимал, зачем нужно ещё раз допрашивать подозреваемого, а точнее, и это следствие уже доказало, виновного в преступлении. Но прокурор позвонил судье, судья – старшему следователю Лессеру, а тот уехал в Опочку, где на мукомольном комбинате одного из грузчиков задавило телегой. – В протоколе допроса от четырнадцатого апреля вы, гражданин, признались, что виновны в покушении на убийство Травина Сергея Олеговича. От своих слов не отказываетесь?
– Нет, – Лакоба затянулся, выпустил дым в сторону Матюшина. – Чистосердечное признание – это уже искупление вины, так наше пролетарское государство считает и коммунистическая партия большевиков. И разве я пытался убить, только припугнуть, не виноват, что этот Олегович большой такой.