– Мистер Лоу, – сказал Уильям, протягивая руку, – я Уильям Беллмен.
Мужчина молча продемонстрировал ему свои руки, черные от кончиков пальцев до самых локтей. Накануне Уилл пожимал разные руки – мозолистые, покрытые шрамами и следами ожогов – и после всего этого уж не побрезговал бы слегка запачкать ладонь, однако взгляд этого мужчины был не слишком приветлив, и проявлять настойчивость расхотелось.
Тем более что мистер Лоу был явно не расположен вступать с ним в разговор.
– Мой дядя вчера показывал мне работу фабрики. Вы, наверное, об этом слышали.
Последовал короткий кивок: мол, слышать-то слышал, да только мне это без интереса.
– Но мы не успели посетить красильный цех. Не найдется у вас несколько минут, чтобы показать, чем вы тут занимаетесь?
Человек слегка повел бровью:
– Мы тут красим.
– Разумеется, – сказал Уилл с улыбкой.
Собеседник не улыбнулся в ответ. Возможно, он и не думал шутить.
– Или мне лучше зайти в другой день?
На лице мужчины чуть дернулся мускул. Что это было: нервный тик или реакция на его просьбу? В любом случае это не означало согласия.
Уилл понял, что его тут видеть не хотят.
Во дворе разгружалась очередная партия ящиков. Уильям приблизился к мистеру Раджу:
– Вам не требуется еще одна пара рук?
– Снова ты? Еще не все разглядел?
Это прозвучало вполне дружелюбно. Радж ухмыльнулся и протянул свою перчаткообразную лапищу. Они обменялись рукопожатием.
– Сегодня я пришел работать.
– С такими-то нежными руками?
Но Уилл давно усвоил привычку к тяжелому труду: он срубил в лесу немало деревьев и накосил немало сена на лугах.
Радж вручил ему гвоздодер, и в течение следующего получаса Уилл вскрывал ящики. Затем он вытаскивал из них руно. Затем подвешивал руно на крюк. Поначалу остальные рабочие молчали, испытывая неловкость в его присутствии, однако совместный физический труд не располагает к излишней деликатности. Здесь он был еще одной парой рук, и уже после первого взвешивания, когда Уилл полноценно включился в процесс, они забыли, кто он такой, и кричали ему «подавай!» или «готово!» с той же легкостью, с какой обращались друг к другу. Он же откликался – «подаю!» и «готово!» – так, будто занимался этим всю жизнь.