– А ты?
– А я согласен спать с такой молодой и красивой бабушкой. Доказать?
– Показать…
Тан Ксарес улыбнулся.
Тридцать лет. И такое счастье. Его, родное, рыжее, солнечное и любимое. Все у них будет хорошо! Он в лепешку расшибется, а будет.
И за детьми приглядят, это уж наверняка…
Все. Будет. Хорошо.
Осталось убедить в этом жену. Но очень приятным способом.
* * *
Как встречать сестер, если голова у тебя не просто болит? Если в ней поселилась стая дятлов-шизофреников и активно долбит, долбит, долбит твой несчастный висок?
Как?!
Спасибо Анхелю, не дал друг пропасть.
С утра напоил несчастного Лоуренсио какой-то жуткой микстурой, состоящей, судя по ощущениям, наполовину из горького перца, а наполовину из кофе, потом потащил чуть ли не на себе в душ, в столовую…
В результате Лоуренсио почувствовал себя почти человеком. Оттаял, заулыбался….
– Анхель, ты настоящий друг. Не дал помереть страшной смертью!
Анхель небрежно пожал плечами.
– Тебе еще сегодня сестер встречать.
– Ох… – Лоуренсио неосторожным жестом схватился за голову, и та опять заболела.
Анхель подлил ему еще кофе.
– Спокойнее. Сестры еще плывут, а ты уже про это помнишь.
– Ты не понимаешь…
– Объясни?
– Алисия – та спокойная. А вот Феола… она мне голову откусит, когда поймет, что я пил.
– Сестра? Младшая? Она хоть из пеленок-то вылезла?
– Феола? Это не сестра. Это гидра. Морская и злобная.
Анхель справедливо усомнился и поднял брови.
– Неужели? И чем же девушка заслужила такую славу?
– Вот познакомишься – еще и не так скажешь, – мрачно буркнул Лоуренсио, вспоминая иные сестринские проделки.
К примеру, когда его выследили с очаровательной девушкой. Только вот не стали ябедничать родителям, а запустили в хижину, где они уединялись, муравьев. Таких, красных, здоровущих и кусачих.
Когда ему в постель подложили здоровущего паука. И за что? Подумаешь, получил тот придурок по заслугам! Не сильно-то ему и досталось, а Феола потом возмущалась. Не мог, видите ли, раб работать в полную силу, болел, что ли…
Знает Лоуренсио, как они болеют!
Ленивые свиньи!
И чего это сестра взбесилась, там и было-то не больше двадцати плетей, кажется, даже десять. И отец потом выговорил…
А случай с Эудженио? Милейший ведь человек… подумаешь, служанку прижал в углу! А чего она своей кормой вертела? Тут и святой не выдержит!