– Не пейте из горла – дурной тон.
– Рассказывай, – приказал Ольжех, безропотно отдав вино.
– Нет уж, – хмыкнул Артур, – пускай сам рассказывает.
– Так он живой?
– Мертвый.
– Но…
– Вернее, не-мертвый. Я его оглушил только. А покойником он еще раньше был.
– Свалились вы на мою голову, – пробормотал старый маг, и, окончательно смирившись, отхлебнул из своего кубка, – герои… Что ты, что братец твой…
– Альберта не троньте, – набычился Артур.
– Да не трогаю я никого, – Ольжех вздохнул. – Толку-то. Ладно, куда ты его девал?
– К себе в гроб.
– Ох-хо, – маг поднялся и снова побрел в дом.
Артур остался сидеть на обрыве, прихлебывая из кубка и любуясь радугами в тумане. Вино было вполне даже ничего.
Ольжех и безымянный явились рука об руку. Маг был мрачен. Певец моргал на солнышко, а изумление, раньше стывшее только в глазах, сейчас явственно читалось во всем его облике. Приближаться к Артуру он опасался: сел на травку чуть поодаль, так, чтобы в случае чего можно было одним движением нырнуть в открытую дверь.
– Ну, рассказывай, – повторил Ольжех.
– Что рассказывать?
– Все рассказывай. С начала и по порядку.
– А. Понял, – менестрель выпрямился, откинул с лица длинные волосы и начал:
– Когда-то был доблестный хайдук Зако…
Рыцарь обернулся и безымянный закашлялся на полуслове.
– Продолжай, продолжай, – подбодрил его маг.
И певец продолжил. Слово в слово. Длинную глупую историю, которую Артур уже имел счастье выслушать.
Дойдя до оживших мертвецов, музыкант вновь споткнулся. Бросил на Артура настороженный взгляд.
Ольжех покивал каким-то своим мыслям, а потом каркнул:
– Тебя что, дурак, не предупреждали, с кем ты говорить будешь? Нашел, о чем болтать! Ладно, все понятно, – он разом ополовинил свой кубок. Глянул на Артура…
В дверях, одной рукой протирая глаза, а другой придерживаясь за стену, появился Альберт:
– Уже пьете, – заметил он. И зевнул. – А мне?
– А умыться? – без особой надежды спросил Артур.
– Потом, – Альберт махнул рукой, – пожрать есть что-нибудь?
Ольжех опять поднялся и побрел в дом, бурча привычную уже песню о свалившихся на его голову героях, идеальном взаимостоянии, дикарях и еще каких-то невнятных своих горестях.
Потом Альберт ел, пил и вслушивался в себя. Взгляд его, в конце концов, стал настолько рассеянным, что Артур не выдержал:
– Ты о чем думаешь?