Резануло вокруг самогоном.
«Силь ву пле! Маханём понемножку?»
Я, конечно, не смог отказаться.
Получив помидор из лукошка,
Начал я с мужиком похмеляться!
Стало весело, стало прекрасно!
Зал расцвёл, зал дворцом рассверкался!
А сосед всё рассказывал страстно,
Как сто лет пред женой пресмыкался!
А потом к нам народ потянулся,
И на всех самогона хватало.
И того, кто уныло замкнулся,
Непременно бутыль оживляла.
К трём часам я надрался изрядно,
И стихи почитать захотелось,
Так, чтоб каждому было понятно,
Так, чтоб душ умягчить огрубелость!
Отошёл я, качаясь, в сторонку
И, маша непочатым стаканом,
Грустный стих свой прочёл о котёнке,
То волнуясь ручьём, то вулканом…
Говорил о зиме летней ночью,
О душе, не обретшей приюта!
Люди слушали хмуро и молча,
Словно трезвыми став за минуту.
Завершив, я увидел, что плачут
И бомжи, и старухи с мешками!
За живое задел – не иначе.
Значит, правда, что сердце не камень…
И точь-в-точь как растерянный мальчик,
Замер я на Можайском вокзале,
Уронив опустевший стаканчик,
Бессловесность прервать не дерзая!
Но, осколки собрав торопливо,
Ошарашенный, будто с приветом,
Я себя ощутил вдруг счастливым!
Настоящим счастливым поэтом…