– А чего это ты так быстро? Скорострел что ли? – спросил он, после чего заливисто засмеялся.
– Я не трахаюсь на стороне, когда нахожусь в отношениях.
– У тебя есть девушка? Впервые слышу.
– Потому что я впервые это говорю тебе, – сказал ему, глядя в глаза, затем переключился на бармена, – сделай ром с колой, хорошо?
Он кивнул головой и начал шаманить над моим будущим бокалом.
– А как же то, что ты вчера переспал с девочкой, которую у меня отбил? – не унимался он.
– Не отбил. Ты ее сам оттолкнул своим нытьем, которым ты, кстати, занимаешься уже вторую ночь подряд.
– Я не ною! Просто провожаю свою наивность. Умерла она!
– Тогда я с тобой отмечу случившееся. Завтра ты в котором часу домой?
– В двенадцать дня, – ответил он, потянувшись за моим бокалом с ромом.
Я отодвинул его подальше от Киры и, приобняв его за плечи, начал оглядывать людей вокруг.
– И все-таки, – начал он, – ты ведь переспал вчера с Аленой, а говоришь, что не спишь с другими женщинами, находясь в отношениях.
– Спал ли я с ней? Да, – ответил ему. – Но слово «спать» не всегда означает трахаться. Ты воспринял согласно своим нормам и представлениям. А я сделал так, как посчитал правильным.
– Ну ведь это логично! – воскликнул возмущенно он.
– Это твоя логика. А есть также моя логика, в которой все, видимо, немного иначе устроено.
– Она красивая? Расскажи о своей девушке.
– Ты сейчас хочешь, чтобы я рассказывал о своей девушке, будто герой романтического фильма? Это вряд ли.
– Я не верю, что ты такой бесчувственный, – скептически глядя на меня, сказал он. – Мы должны понимать друг друга, раз уж ты из меня делаешь свое подобие.
– Я не делаю подобие себя. Я показываю, на что способны женщины, и, что немаловажно, комментирую происходящее.
– Хорошо, хорошо! – подняв руки, сказал он. – Ну так что, расскажешь?
Я сделал глоток из бокала и, закусив губу, посмотрел ему в глаза.
Мне никогда не приходилось делать что-то подобное. Да и рассказывать о том, что у меня внутри, – это как-то слишком по-женски. Ну, раз уж я Кире показываю одну сторону жизни, в которой он ничего не смыслит, то вполне логично начать примерять на себя некоторые вещи, которые чужды мне, но близки ему.
– Ладно, – начал я, – ей двадцать три года. У нее черные волосы, накачанные губы, и мыслит она подобно девочке, которая все еще верит в настоящую любовь, но при этом манипулирует, ровно как все остальные. Она, как ребенок, пытается расширять границы дозволенного и рефлексирует от ограничений. Впрочем, у всех девушек так. Она считает себя находкой, но является такой же, как все, с поправкой на черты лица и голос. Сейчас мы с ней находимся в стадии тонкой настройки, катаясь на эмоциональных качелях. Вернее, она катается на качелях, а я то раскачиваю их, то замедляю.