В этой кофейне было много столиков, но большинство из них, несмотря на ранний час, были заняты. За каждым из столиков располагалось по одной девушке, что было слегка странным. Но еще более странным оказалось то, что при входе они все словно по команде улыбнулись нам.
– Мне показалось, или они нам улыбнулись? – наклонившись через столик, спросил Катю. – Все эти особи за столиками.
– Расслабься, Макс, – ехидно ответила она. – Из всех присутствующих тебя хочу только я одна.
– Жаль. То есть рокировку мне не удастся произвести?
– Ты охренел? – тут же возмутилась Катя, оторвав глаза от меню.
Как бы там ни было, меня не покидало ощущение, что на меня устремлены взгляды девушек вокруг. Я чувствовал всем нутром, что меня сверлят взглядом со всех сторон, и от этого становилось неуютно. И пока Катя с важным видом выбирала подходящее к своему кофе пирожное, я вскользь оглядывал располагавшихся за ней девушек, подтверждая свои предположения.
– Я выбрала! – воскликнула она, тем самым запустив в движение официанта.
– Я думал, это не случится никогда.
– Что это значит? – не поняла она.
– Ты двадцать минут выбирала пирожное, и какое ты выбрала?
– Анну Павловну.
– И выбрала Анну Павловну. Боюсь предположить, сколько времени занимают сборы на встречу со мной.
– Если бы мы жили вместе, тогда бы ты и узнал. А пока догадывайся.
Я представил, как она заходит ко мне в квартиру с десятками сумок в руках, после чего раскладывает все свои вещи на освобожденные от моих вещей полки. Затем она выставляет средства гигиены на мою полочку у зеркала в ванной, после чего полочка теряет свой минимализм и становится каким-то нагромождением разного барахла, которым никто никогда пользоваться не будет. Потом Катя, уже привыкнув к своей вероломности и ничего критичного в этом не усматривая, начинает стягивать мое черное постельное белье, взамен которого расстилает безвкусное белье в цветочек или, что еще хуже, голубого цвета. И вишенкой на торте оказываюсь я, спустя время разгуливающий по комнате в шортах, которые, в свою очередь, стали олицетворением женского порабощения, случившегося из-за одной грандиозной ошибки, а именно веры в то, что женщины безобидные существа, не несущие никакой опасности мужскому началу, но являющиеся по факту его концом.
Мое тело покрыли мурашки, и я тут же взял маленькую ложечку, после чего отломил кусочек пирожного Кати, тем самым отомстив ей за то, что она натворила в моей версии развития событий.