– Конечно же, – говорила, бывало, Тоня, – с помощью средств, имеющихся в распоряжении художника, можно выразить и передать всё что угодно. А слово – инструмент менее универсальный.
– Нет, знаешь ли, каждому свое, – возражала Алиса. – Художник, умеющий обращаться со словом, способен выразить ничуть не меньше, чем художник, умеющий обращаться с кистью. Ты читаешь книгу, и образы так и встают у тебя перед глазами, как будто ты видишь их наяву.
– Да, такое бывает, – неохотно признала Тоня. – Пожалуй, ты права. Но разве эти образы видит всякий?
– Нет, разумеется, читателями тоже не сразу становятся. Да и картину может оценить по достоинству далеко не каждый. Но каждый, глядя на картину, видит что-то свое. Так и с книгами…
– Всё, сдаюсь, – смеясь, признавала Тоня. – Ты старше и, значит, мудрее.
– Нет, не так! – веселилась Алиса, сразу вспоминая «Алису в Стране Чудес». – Я мудрее и, значит, старше!
Алиса действительно была старше кузины, но всего на три с половиной месяца. Ей уже исполнилось двадцать пять, тогда как Тоне предстояло отпраздновать юбилей в декабре.
«Чуть больше двух месяцев осталось, – подумала Тоня. – Стареем, братцы, стремительно стареем, и ничего тут не попишешь. Надо бы забежать в магазин, купить что-нибудь к ужину».
Она как раз приближалась к супермаркету. Но не успела зайти внутрь, как ее окликнул знакомый голос:
– Тоня! Как тебя… Кукушкина! Эй, подожди!
Тоня обернулась. Ну конечно, это ее бывший однокурсник, Петька Зайцев, – кто еще способен так переврать ее фамилию? За два года он ничуть не изменился: всё то же веснушчатое мальчишеское лицо с капризно надутыми губами и наивно распахнутыми серыми глазами, в которых застыло обиженное выражение «непризнанного гения».
– Я уже сто лет тебя не видел! – объявил Петька.
– Зачем так меня старить? Мне еще только девяносто девять. Как дела-то?
Петька скривился, но о делах своих принялся повествовать с большим энтузиазмом, энергично жестикулируя и поминутно встряхивая своей вихрастой белокурой головой. В его рассказе рефреном звучала старая, как мир, жалоба: этот свет слишком жесток к молодым талантливым художникам, и любому гению приходится «терпеть лишенья, мерзнуть, голодать», прежде чем оно придет наконец, заслуженное признание. Тоня сочувственно кивала, но отметила про себя, что золотые часы у Петьки на руке не слишком-то сочетаются с его жалобной песней.