Да! Это война! Нельзя оставаться спокойным. Нельзя быть дома! Надо идти. Куда?!! Туда, где люди, где народ, где принимаются какие-то нужные, именно теперь необходимые решения! А быть может, надо бежать в железнодорожную кассу, заказывать билеты в К** и скорее, пока ещё не поздно, мчаться к месту своего назначения?! Но эта мысль показалась Егору такой ненужной и мелочной… Такой мизерной, что он и не остановился на ней. Это не то! Не то… В такой час, когда страна, родная страна, в огне, когда враги, пока ещё неизвестные, непонятные как загадка, идут по нашей стране, по нашей советской земле, и сеют вокруг себя смерть, кому нужен какой-то не приехавший вовремя художественней руководитель филармонии? Надо сделать что-то нужное, неотложное, важное, единственно необходимое! Не для себя, а для всей страны! Но что?
И тут вспомнилось Егорову, что он никак не может быть полезен именно там, где он нужен, нужен как солдат, как защитник своей Родины.
Как при вспышке магния, ярко и отчётливо встали перед ним не такие уж давние картины занятий по высшей вневойсковой подготовке в консерватории! Как они были далеки от действительности и какими бесполезными теперь они оказались!
В уютном, прекрасно обставленном кабинете в глубоком удобном кресле сидит высокий военный чин и, поглаживая свою седеющую голову, спокойным, рокочущим баском рассказывает анекдоты из военной жизни! Сидящие перед ним будущие композиторы, дирижёры и певцы вежливо похохатывают. Затем высокий чин аккуратно расписывается в журнале и уходит. И так в течение всего курса. Но… вместе с дипломом была выдана небольшая книжечка, военный билет начсостава Красной Армии, где было написано непонятное: А «5», – а в графе «специальность» значилось: «военный капельмейстер». Тогда, давно, это было принято как-то просто. Совершенно не думалось о том, что когда-нибудь это может стать реальной действительностью, что эта небольшая серенькая книжечка с красной звёздочкой на верхней её части станет документом, решающим жизнь и судьбу владельца.
«Что я умею? – лихорадочно думал Егоров. – Я только приблизительно знаю малокалиберку. Когда-то, шутки ради, стрелял с ребятами в тире. Я даже не знаю, как устроен пистолет… что такое пулемёт? Я не знаю ничего! Как быть?»
И всё же, наскоро одевшись и приведя себя в порядок, он выбежал из дома и направился к остановке трамвая. Да, на улицах чувствовалось волнение, но не было никакой паники. Как это ни странно, но почти совсем не было видно военных, зато встречалось очень много штатских с небольшими чемоданчиками, спешащих, очевидно, в районные военкоматы. Дворники, управдомы и, вероятно, местные активисты уже озабоченно устраивали всевозможными способами из первых подручных средств затемнения. К домам подносили песок, носили его и на носилках, и в вёдрах, и даже в шапках. Исправно ходили трамваи, и, что Егоров отметил сейчас же, отсутствовали перешёптывания и разговоры на тему «мне рассказывали». Народ был просто суров и молчалив, но тревоги – гнетущей, убивающей тревоги – не было.