– Нет ли тут какой-нибудь тайнописи? – предположил начпрод Ивицкий. – Помните, раньше писали секретные всякие вещи молоком, какими-то симпатичными чернилами?
Ивицкий не мог хвастаться высоким уровнем образования и довольно часто допускал совершенно непонятно как образовавшиеся словечки. То, что он вместо симпатических назвал чернила симпатичными, никого не удивило. Вот когда он говорил «одеюсь», «раздеюсь» вместо «одеваюсь» и «раздеваюсь», то вызывал резкое возмущение, особенно со стороны Шумина, бывшего до войны учителем русского языка и литературы.
Конечно, никакой тайнописи не обнаружилось. Зато обнаружилось то, что примерно с 15-й страницы листы книги не переворачивались. Никак! Очевидно, в этом-то и был секрет! Тогда Егоров взял в руки нож, разрезал книгу по краям, и что же? Книга оказалась полой внутри, её страницы были вырезаны, оставались только края, а в образовавшийся футляр был плотно насыпан табак. Самый настоящий крошёный табак! Табак издавал великолепный аромат и вызывал непреодолимое желание попробовать его на вкус. Вся эта затея была выполнена очень искусно, и догадаться о том, что книга Плеханова служит тарой для табака, было прямо невозможно!
– Блестящая работа! – резюмировал Толстых.
– Больше того, могу утверждать, что это работа ювелирная! – отозвался Полтинин.
– Но всё же, чья же это идея? – задал вопрос Добровин.
– По выполнению судя, это дело рук Макси моей, – сказал Егоров, – но, по-моему, не без маминых советов это сделано. Мама же, бабушка-то, мастерица на такие дела – редкостная!
Это был очень приятный вечер! Товарищи курили и наслаждались! Наслаждались откровенно и искренно. Но Добровин и тут был верен себе. Он по-хозяйски пересчитал все пачки ферментированного табака и сказал:
– Двадцать пять! Ты их, Егоров, не транжирь по-пустому, не щеголяй, знаешь ли! Конечно, будет табак в части, но когда? Чёрт их знает! А поэтому ты сделай так: по пачке дай нам! Взаймы! Только так. И, конечно, тем, кто хочет на этих условиях взять. Учти Рамонова, дай ему пачку, но так, чтобы он почувствовал! Чтобы понимал, чтобы ценил любезность твою. Две-три пачки дай музыкантам своим, побалуй их, они ребята хорошие, а ты же их терзаешь до посинения, вот и дай им маленечко забыться! А остальное спрячь. Сам-то кури сколько хочешь, а насчёт того, чтобы держать табак наготове, открытым для всех, – об этом забудь. А то уже завтра у тебя ничего не будет. Так-то вот. Угощай с толком! А крошёный табак пока спрячь. Пусть будет НЗ. Верно я говорю, братцы?