– Покажите письмо, – проскрипел старик, неверяще глядя посетителю в лицо. – Это я и есть.
Нацепив очки, старик долго всматривался в строчки письма и наконец поднял слезящиеся, в красных прожилках глаза.
– Сынок! То-то я смотрю, похож как! Андрей умер?! Как, когда? Он же молодой совсем. Ох, горе-горе… – он опустил голову, вытащил огромный клетчатый платок и надолго зарылся в него, кашляя и причитая себе под нос. – Пойдем…. Помянуть надо. Я Игорь Родионов, мы с твоим двоюродным дедом были не разлей-вода всю жизнь. Ну пошли, пошли, у меня тут свой угол есть, присядем, в ногах правды нет.
– Уж и не надеялся, что от Галицыных кто-то придет, – старик Родионов, который на мой вопрос об отчестве только отмахнулся, разлил водку в три стопки, одну накрыл ломтиком черного хлеба. – Думал, так и помру, не выполнив просьбу прадеда твоего. Давно уже от твоих вестей не было. Ну, не чокаясь!
Я махнул стопку и закурил, посматривая на Родионова, который расстелил чистую тряпицу на краю стола и теперь нарезал сало прозрачными ломтиками. Сколько же ему лет? С дедом он дружил, прадеда тоже давно знал…
Все в тесной комнатке приходского дома, где они сидели, напоминало музейную экспозицию “Русский быт 19-го века”, на которую однажды маленького меня затащила неугомонная мама: связки засохших трав на стене в углу, тяжеленные дубовые стулья с резными ножками, круглый стол, накрытый цветастой скатеркой, большое распятие над дверью. Пахло лавандой и старым деревом.
– Нотариус на Корсике говорил, что дядя незадолго до смерти арендовал лодку, куда-то собирался. Но никому ничего не обьяснил. И вот так странно умер, – я помолчал, пытаясь собрать разбегающиеся мысли в кучу. – Расскажите мне, что сможете, о моей семье? И почему я должен был вас найти?
Родионов прокашлялся и налил еще по одной.
– Родственники твои все военной косточки. И у каждого – такая судьба, что хоть роман пиши. Да ты и сам, я смотрю, из таких, – он хитро прищурился. – По повадкам вижу, галицынская порода…
Я заерзал на скрипучем стуле. Ну пошло дело. Теперь старик ударится в воспоминания, это надолго. Изнасилует мне весь мозг. Слушать его, сто пудов, некому, на мне оторвется…
– Расскажу, все расскажу, – усмехнулся Родионов, глядя на меня. – Это не на один час занятие. Что ж вы все такие торопливые, молодежь… Ты вот полжизни и знать не знал об этой своей семье, а теперь вынь тебе да положь почти сто лет истории? Ты мне сначала объясни, как они нашли тебя? Потом еще могилку тебе покажу семейную вашу. И как ты до меня-то добрался? Ну, вздрогнем!