И он протянул свою руку к ней и разжал кулак.
– Возьми конфетку.
Цзинцю увидела у него на ладони две конфеты, завёрнутые в бумажки. Они совсем не были походили на те, что можно было купить на рынке дома. Он заробела и покачала головой:
– Я не буду, спасибо. Отдайте их малышу.
– А ты уже состарилась для конфет?
Конечно! для него она была сущим ребёнком.
– Я? Вы разве не слышали, как Хуань Хуань назвал меня тётенькой?
Он засмеялся. Цзинцю понравился его смех. Есть люди, которые только шевелят мускулами на лице, когда смеются, их губы изображают счастье, в то время как глаза грустят с выражением холода и отстранённости. Но когда смеялся он, мелкие чёрточки появлялись по обе стороны его носа, а глаза смотрели чуть-чуть искоса. Смех исходил изнутри него, а не от насмешки.
– Вовсе не нужно быть ребёнком, чтобы есть конфеты, – сказал он, протягивая ей руку снова. – Бери, не надо стесняться.
У Цзинцю не было выбора, кроме как взять конфету, но она тут же оговорила своё условие:
– Я возьму её для Хуань Хуаня.
Хуань Хуань тут же бросился к ней, просясь на руки. Цзинцю не знала, что она такое сделала, что тот так к ней привязался, и была слегка удивлена. Она взяла его на руки и сказала Третьему Старче:
– Тётенька Чжан хочет, чтобы вы пришли домой на ужин. Нам пора. –
Давай-ка дядя понесёт тебя, – сказал Третий Старче. – У твоей тётеньки был долгий день, она натопталась сегодня вдоволь и, должно быть, очень устала.
Он выхватил Хуань Хуаня из рук Цзинцю и подал ей знак, чтобы она шла впереди. Цзинцю отказалась, потому что ей стало страшно, что он будет смотреть на неё сзади и думать, какая же у неё неуклюжая походка, или увидит, что одежда на ней с чужого плеча. И Цзинцю сказала:
– Идите первым. Я… не знаю дороги.
Он не стал настаивать и пошёл впереди с Хуань Хуанем на руках, позволив Цзинцю идти следом. Она наблюдала за ним, думая, что он идёт, как хорошо обученный солдат, просто марширует, почти не сгибая в коленях ног. Он не походил ни на одного из своих братьев, как будто был вообще из другого семейства.
Цзинцю спросила:
– А это вы играли на аккордеоне?
– М-м-хм, ты слышала? Значит, ты слышала и все мои косяки.
Цзинцю не видела его лица, но чувствовала, что он улыбается. Она запнулась:
– Я… нет, ну какие косяки? Я-то вообще не играю.
– Такая скромность может означать только одно: ты, должно быть, эксперт, несмотря на свой юный возраст.