– Мистер Гош? – Урдак ткнул медведя пальцем. – Вы слышите это?
Добрый друг промолчал, но по тому, как мотнулась его голова, Урдак понял, что мистер Гош тоже услышал зов.
– Друг мой, как насчет того, чтобы немного прогуляться?
Не дожидаясь ответа, он схватил игрушку, затолкал ее в карман и спрыгнул с дерева. Под ногами захрустели сухие кости. Вытянув тощую шею, Урдак снова принюхался, определяя направление и расстояние. Путь предстоял долгий и трудный, но когда его это останавливало? Урдак оскалился, поправил сползший на затылок цилиндр и, подпевая едва слышной песне, стал спускаться с холма.
Впрочем, не сделав и десяти шагов, он замер. В животе громко урчало, желудок не переставал напоминать о себе. Песня песней, но перед долгой дорогой не помешает и подкрепиться. Урдак давно приметил в лесу одно местечко, где рыжая сойка свила гнездо. Как раз сейчас птенцы-слетки готовились впервые покинуть родительский дом. Так почему бы их не проведать?
– Оставьте нас, – сказал Салазар. – Я хочу поговорить с ней наедине.
Григер смерил его взглядом.
– Вы уверены, господин доктор?
– Да, – ответил Салазар, хотя, сказать по правде, он был совсем не уверен. – Она вас боится. Не думаю, что она пойдет на контакт в вашем присутствии. Не беспокойтесь. Она ничего мне не сделает. Об этом вы уже позаботились.
Может быть, в его словах и скрывался сарказм, но прозвучали они скорее как благодарность. Как ни стыдно себе в этом признаваться.
Григер тяжело выдохнул в усы.
– Между нами, не думаю, что она вообще умеет разговаривать.
Начальник станции поморщился и, сам того не замечая, прижал ладонь к запястью.
– А вы пытались? – парировал доктор, но этот вопрос Григер оставил без ответа.
– Если что, я буду за дверью. Я не собираюсь подслушивать, но… В общем, если что – сразу зовите.
Он не сказал «на помощь», но это подразумевалось.
– Хорошо, – вздохнул Салазар. – Буду иметь в виду.
Григер хотел еще что-то сказать, может быть, пожелать доктору удачи, но в итоге ограничился кивком и, чеканя шаг, вышел из сарая. Доктор повернулся к девочке из леса. За то время, что Салазар беседовал с Григером, она так и не подняла головы. Сидела, скрючившись, у стены и тихонько пела свою странную песню. И это было ужасно.
Пока рядом стоял начальник станции, доктор избегал смотреть на пленницу. Он отводил взгляд, даже замечая ее краем глаза, и лишь сейчас позволил себе взглянуть на нее по-настоящему.