Сергей послушно кивал. И молчал. У соседей он уже побывал – безрезультатно. О покойной не то что плохого – нехорошего слова не услышал. Спокойный, добрый, совершенно безобидный человек, с ней и поругаться-то было невозможно, как заявила одна востроносая с общей кухни. И дочка подтвердила: ни разу не слыхала, чтобы мамка кого-то хаяла, и в плохом настроении никогда не пребывала. Живы-сыты, что еще надо? Любила красивые вещи, но без сумасшедшинки, женщина все-таки. По всем статьям золотой человек, как на ладони, и подозревать у нее какие-то тайные жизни было глупо – вся как на виду.
Бывалый Остапчук, в хозяйственных делах собаку съевший, уже прошерстил склад: инвентаризация закончилась менее месяца назад, и сошлось все, копейка в копейку. И складских Саныч проверил – все в возрасте, положительные, работают по пять и более лет, без нареканий, души – алмаз. Водитель, что был за рулем злосчастной машины, – сотрудник с центральной базы, инвалид войны, за двадцать лет ни одного прокола, с Найденовой не знакомый. После инцидента сам свалился с инфарктом. Все запротоколировано кристально ясно, и налицо грубая неосторожность потерпевшей, равно как и трагическая случайность. Медики разводили руками: да, выписана для наблюдения лечащим врачом по месту жительства. Вот, извольте видеть: заключения, результаты осмотра. Какой смысл держать в больнице без жалоб и повреждений? А сердце, что сердце? Не девочка уже, беречься надо было.
Все это и многое другое Акимов мог бы доложить прямо сейчас, перед злым, хуже того, расстроенным начальником, но молчал. Потому что, как ни крути, все эти факты – безусловно, значимые – никак не объясняют, какая падла обобрала мертвую.
Вспомнив, что так и не дошел до школы, поспешил на выход.
«Нет, ну что за… снова на стенах гадят», – он сорвал в сердцах с двери отделения приклеенную бумагу – чистый листок, вырванный из школьной тетради в клеточку, с проставленной на всю поверхность «галкой».
* * *
Далее пошла цепная реакция. Выслушав Акимова, директор Петр Николаевич помрачнел, как туча, но поблагодарил вежливо за сигнал. Проводив лейтенанта и пожав ему руку, самолично прошел по коридору и прямо с урока вызвал пионервожатую Гладкову.
Беседа их была за плотно закрытыми дверями и заняла не более четверти часа. Из кабинета Ольга выползла по стеночке, еле держась на ногах. Мутными глазами таращилась в пустоту, на вопросы не отвечала, вообще, производила впечатление помешавшейся.