Поэтому я оставил для себя бытовых служащих, а сексуальных андроидов-рабынь передал молодежи в нашей компании, которая тестировала их с радостью и даже с энтузиазмом. Кроме того, я уже стал не только главным инженером, но семейным человеком и даже отцом. Поэтому иметь такую «любовницу» мне уже было как-то стыдно.
Нам с женой вполне хватало друг-друга и мы наслаждались и от секса, и просто от обоюдного присутствия. Правда, сейчас у нас все разладилось. Последние восемь месяцев мы стали жить отдельно – я в корпоративном городке в своей служебной квартире, а она в Петербурге в нашей квартире на Тверской. Вообще-то, разлад начался еще раньше. Дочка Надюша подросла и моя жена как виолончелистка начала все чаще выезжать с симфоническим оркестром петербургской филармонии по стране и за границу. Мы стали видеться все реже. Я понимал, что она все-таки профессиональный музыкант и ей хочется реализовать свои творческие возможности, но меня ее выезды все больше раздражали и из-за этого мы все чаще ссорились. Да, я ее ревновал – и к выездам, и к коллегам, и даже к виолончели, с которой она проводила больше времени, чем со мной и даже с Надей. Наши отношения постепенно становились все более натянутыми и бывало даже так, что, когда она была дома, а не на гастролях, то мы не разговаривали друг с другом целыми днями.
Когда она только начала выезжать с концертами, я не мог выдержать одиноких ночей и все чаще оставался в своей служебной квартире в технополисе Питер-5. Вечера я проводил в баре или клубе, а возвращался домой уже с какой-нибудь девицей. Надюше я звонил и говорил, что допоздна занят работой и что не могу вернуться в Петербург. Она оставалась с моими родителями, которые жили в соседнем доме на Таврической, где, впрочем, вырос и я, и которые занимались ею, когда нас не было дома. Надюша была их единственной внучкой и они это делали с радостью. Мы, вообще-то, специально искали квартиру в таком месте, чтобы родители жили поближе. Сейчас они с дочкой были в Комарово на нашей даче.
Я вышел из кабинета. Моя секретарша Вера сидела за своим столом боком ко мне, слегка наклонив голову над клавиатурой, скрестив под креслом свои длинные ноги на уровне щиколоток. Ее русые волосы, связанные сзади ленточкой с двумя блестящими камушками, струились по спине до самой талии. Два длинных тонких локона, словно не согласных со всей прической, ниспадали с висков и пытались дотянуться до поверхности ее матового стола. Блузка из бежевой мягкой ткани томно облегала ее грациозное упругое тело и еще более подчеркивала выпуклости грудей. Бедра, зажатые укороченной юбкой из замша с выбитым принтом на краях, казалось, просили о том, чтобы их освободили как можно быстрее. Слегка удлиненные алые ноготки тонких пальцев с золотыми колечками бегали по подсвеченным буквам на поверхности стола, от чего их щелканье было такое, словно Вера отстукивала ритмы какой-то мелодии. Платиновый чип-браслетик на тонком запястье придавал всему ее виду изящность и одновременно деловитость. Она повернулась в мою сторону и взглянула на меня с милой улыбкой. Я наклонился над ней, опираясь одной рукой о стол, а другую кладя на ее гибкую талию.