Рассудив, что будет лучше, если его всего целиком занесет снегом, он стал осторожно покачиваться из стороны в сторону, тем самым помогая пурге выстраивать вокруг него непродуваемую снежную скорлупу.
Человек был среднего роста, кряжист и толстоват в груди. Лицо с крупными чертами, лоб не особо высокий, однако широкий – он-то и придавал характер всей его внешности. Из-под тяжелых сросшихся бровей выглядывали глубоко посаженные маленькие глаза цвета стали, над верхней губой торчал большой мясистый нос. Какими были его щеки и подбородок, угадать было трудно из-за густо покрывавшей их темно-рыжей с проседью бороды, спускавшейся до самой его груди. Волосы были землистого цвета, их тоже уже кое-где посеребрила седина. На левой ноздре виднелась крупная выпуклая родинка.
Да, таким был застрявший в сугробе человек.
Ночь была холодная и особенно долгая.
Но вот наконец человек разломал защищавшую его снежную корку. И возблагодарил Ветер и матушку Порошу за то укрытие, которое они соорудили для него на этом живописнейшем клочке земли: с того места, где он сидел, увязнув в сугробе, взору открывались безбрежные, искрящиеся белым инеем пустыни.
Человек принялся щипать себя и тискать, втирая в мышцы рук тепло, а покончив с тем, надел рукавицы и, оперевшись руками о наст, поднялся со своего снежного трона.
Что и говорить – он был счастливчик!
Закинув на плечо ружье и сумку, человек, не останавливаясь, прошагал до скалы Лоуваклёп, сохранившейся еще со времен ледниковой эры. Плоская, как ладонь, скальная вершина залегала высоко в горах, и на ней никогда не удерживался снег.
Поднявшись туда, человек снял с себя поклажу, варежки, кожаные башмаки, вязаные носки и разложил все это рядом для просушки. А затем (черт его подери!) он снял с себя все до последней нитки и сидел там в чем мать родила – в одной только коже!
Вот он – сын Земли, дочери Солнцевой.
В животе заурчало, и человек вспомнил, что был голоден. Перед самым выходом на охоту он под завязку наелся вареной рыбы, но с тех пор у него во рту не побывало и крошки, а ведь прошло уже не меньше двадцати часов.
Время от времени он, правда, подкреплялся льдинками, однако пища эта была однообразной и неосновательной.
И он открыл свою сумку: в ладонь толщиной бараньи бочки,́ сушеная тресковая голова, ржаные лепешки, добротно смазанные кислющим, как уксус, овечьим маслом и увенчанные шматками бараньего рулета, вымоченная в молочной сыворотке кровяная колбаса, вяленая рыба, густая овсяная каша со скиром и кусочек коричневого сахара.