Пелагея Ивановна Вересова была уже полновата и не снимала кружевного чепца, читала только с лорнетом и не любила вставать с кресла по пустякам. Она могла провести в своём любимом кресле с ужасной цветочной обивкой всё время до обеда, ей подавали туда чай, и она даже писала так письма, ведь ей специально приносили к креслу письменный стол. После обеда она возвращалась в своё кресло и уже до вечера не покидала его. Но так было не всегда. В молодости она была подвижной и активной, её любили за живой характер, но замужество внесло свои коррективы, хлопоты о хозяйстве расстраивали её нервы, а долгое ожидание первого ребёнка принесло волнения и печали. После войны она, словно желая принести в дом спокойствие и стабильность, водрузила себя в кресло и оттуда вела свои домашние дела.
Только через пять лет после замужества она родила дочь – Юлию, которую ласково называла на французский манер Жюли. Отец сначала сетовал, что первенец – не сын, но затем, посчитав, что они ещё способны нарожать много детей, тем более, что у его соседа – родственника Павла Петровича Рубцова ещё не было наследников, быстро оттаял и стал проявлять несвойственную отцам заботу о дочери. Девочке оказывали повышенное внимание, умилялись даже самым пустячным её успехам, которые возводили в ранг невиданных и неординарных. Её поголовно считали самой красивой девочкой в Ручьях, не потому что она была таковою, а потому лишь только, что её мать внушила всем и себе подобную мысль. Дочь была очень похожа на мать – светлые волосы, островатое личико и нос с небольшой горбинкой, который портил бы всё впечатление о ней, если бы не живые блестящие глаза и звонкий смех. Мать Пелагеи Ивановны никогда не любила по-настоящему свою дочь, считала её некрасивой и выставляла примером всегда её сестёр, видимо, поэтому она так ратовала за то, чтобы её Жюли признали красавицей.
Через три года у Вересовых родилась вторая дочь Ольга, но внимания ей уделялось меньше, чем старшей, потому что и ту ещё почитали очень маленькой и уязвимой. А вот Ольга и была настоящей красавицей, и пока она росла, все шептались об её изящности, густых волосах и идеальных пропорциях лица, не смея вслух и громко высказывать своё мнение. Мать, конечно, любила её тоже, но никогда не превозносила её таланты и успехи, считая, что она и так займёт достойное место в жизни без каких-либо усилий.