Мы продолжали плыть рядом, в одном направлении, и было как-то неловко молчать. Тем более я заскучала: все же это был мой сон, и, значит, я виновата в том, что он скучный.
– Э-э… А… – только заикнулась я.
– Можешь не утруждать себя светской беседой. Ты все равно ничего умного не скажешь! – оборвал меня заяц и поплыл еще быстрее, ловко перебирая свободными от счетов тремя лапами.
Плыву я рядом с этим высокомерным зайцем и думаю, какой странный мне снится сон. К чему бы это? Тем временем заяц ловким движением швыряет счеты на берег, гневно на меня взглянув, разворачивается и, фыркая и сплевывая, удаляется в открытое море.
Выплываю на берег в полном недоумении, а на берегу стоит… Фрейд, Зигмунд, в ленинском каноническом жилете. Стоит, перебирает костяшки на счетах. Ну, думаю, как кстати! И рассказываю ему, что снился мне только что заяц со счетами, грубиян, и с ушами. А Фрейд мне с ходу:
– Это к замужеству. Но ты, майне либе, – говорит Фрейд, – должна сама узнать своего суженого. На нем будут усы и футболка с надписью, предположительно на английском языке. Так что давай – просыпайся и включай поиск. Даю три шанса. А я рядом буду. Незримо. Если что.
Фрейд ловко изогнулся и, пританцовывая, пошел по берегу моря, напевая: «О чем дева пла-ачет, о че-ом слезы льет…»
Наутро я встретила Павлика. («Айн», – тихонько прошептал Фрейд мне в ухо и перекинул слева направо костяшку счетов.) Толстого румяного Павлика в усах и футболке, на которой был нарисован портрет большой жареной курицы в натуральную величину. Над курицыной грудкой ароматным дымком вилась надпись на английском языке: «Eat more» – «Ешь больше».
Присмотрелась: он – не он… Приуныла. Что-то не гляделся мне этот сытый Павлик. Дальше – больше. Павлик оказался квартирным маклером. И кроме усов у него были еще борода и портфель. Хм… Зачем квартирному маклеру портфель? Что он в этом подозрительном портфеле носит? Ужас!
Павлик, как выяснилось, оказался не просто маклером. Это был маклер-гроссмейстер. Он ухитрялся сдавать под жилье продуваемые ветрами беседки зимой и воздушные замки летом. И потом: я не успевала ему готовить, потому что он ел с перерывами в два часа, как недоношенный младенец. И так же орал, когда был голоден. А голоден он был всегда. Я прекрасно понимала, что это не те усы. И не та майка. Фрейд, засевший в моем подсознании, пожал плечами и засомневался: «Ты права, майне либе, вряд ли… Вычеркивай. Пойдем дальше». И я сначала покормила, а потом облегченно вычеркнула Павлика. И пошла дальше.