– …надо что-то делать, иначе я сума сойду! – размышлял юноша, с задумчивым и напряженным видом, потрогав больную сторону рукой.
Побродив томным, и в тоже время озабоченным острой болью взглядом, Александр Сокольский хаотично соображал, как бы от неё избавиться.
– Угораздило же в столь поздний час ей проявиться! – с легкой ироничной ухмылкой процедил сквозь зубы юноша, – надо быстро это решать! Хотя, как быстро решать?
На часах, уже переведенных на летнее время, мигала цифра, указывающая на то, что все клиники уже закрыты. До круглосуточных ехать не ближний свет, несмотря на удачное расположение места жительства. К тому же, последняя таблетка, имеющаяся в арсенале домашних лекарств, никак не действовала.
И похоже, даже не собиралась.
С этими, весьма оптимистичными мыслями, посидев недолго в скованной позе, юноша встал с дивана цвета сочной травы и пошатывающимся шагом побрел к шкафу. При этом он едва не споткнулся о здоровенную гантель, которой размахивал весь вечер в порыве сжечь и без того недостающие калории.
Несмотря на вес всего в шестьдесят семь килограмм и рост примерно около ста семидесяти семи сантиметров, парень имел спортивную фигуру и не капли лишнего веса. К тому же, всю сознательную жизнь он был очень подвижен. Сказывалась огромная приверженность к спорту, в основном к экстремальному, за что очень сильно переживали родители Александра, и вечно говорили ему, чтобы он берег себя и в частности голову, и без того странную для всех.
Грузный шкаф достался по наследству от прабабушки, как и всё, что находилось в его маленькой квартирке отдавало старинной советской эпохой. Конечно, это было немного не современно для него, но он был рад тому, что и это есть.
Медленно, со скрипом поворачивая к себе дверцу, на которой было расположено больше зеркало с вкраплениями трещин и патины от прошедших десятилетий, Александр взглянул в него.
Ужасно.
Карие глаза почернели, и уже не отдавали блеском шоколадного оттенка. Они были насыщены дьявольской чернотой. Вокруг зрачков пустили паутинку полопавшиеся маленькие сосуды. Посмотрев в глаза и не отыскав там надежды на облегчение, он стал дальше просматривать в себе признаки внутренней боли. Под озорными в обыденной жизни глазами, а теперь совершенно бесчувственными, залегли круги синевы. Толи от вечного недосыпания, заданного столичным ритмом жизни, толи от внутренней боли. Лицо треугольной формы побледнело больше обычного, излучая далеко нездоровый и обеспокоенный вид. Бывало время, когда кожа всегда была смуглой даже самой холодной зимой, сейчас же на бледном лице ввалились щеки.