Ладно, невозможно же узнать ответы на все вопросы сразу, здесь и сейчас. Если он не мог или не хотел пока рассказывать мне правду, я решила выведать хоть что-нибудь еще, все, что сумею. Взгляд упал на руки Джеймса, державшие руль: часы на запястье, длинные, сильные пальцы, на безымянном левой руки поблескивает тонкое кольцо из белого золота.
– А где мое обручальное кольцо? Тебе его отдавали вместе с другими моими вещами?
Я надеялась, что этим вопросом убью двух зайцев: получу информацию и плавно подведу-таки мужа к необходимости объясниться за свое поведение. Но Джеймс лишь пожал плечами.
– Нет. Его там не было.
«Так почему же ты вообще их забрал?!» – захотелось вдруг завопить мне, но я сдержалась. Вместо этого коснулась его бедра. От прикосновения Джеймс слегка вздрогнул, и я в который раз подумала, что внутри он далеко не так спокоен, каким хочет казаться.
– Можно я посмотрю твое?
Остановившись на светофоре, он протянул мне руку, тонкий ободок выделялся на загорелой коже. Я провела кончиками пальцев по рельефной поверхности, покрутила вокруг оси – наверх выползли буквы, прежде спрятанные со стороны ладони. «Хантеру от Фэй».
– Мое кольцо похожее? – спросила я.
– Они парные.
– Что написано на моем? – я неохотно подняла взгляд. Дышать одним воздухом в салоне с непонятным мне мистером Уорнотом и не покрываться липким потом не удавалось. – «Фэй от Хантера»?
Джеймс отобрал руку и кивнул, трогаясь с места на зеленый.
– Значит, я – Фэй?
– Угум.
– А ты – Хантер?
Он ядовито усмехнулся моим попыткам корчить из себя Капитана Очевидность.
– Выходит так.
– Кто придумал нам эти дурацкие клички?
Несколько секунд Джеймс занимался тем, что увлеченно следил за дорогой. Пожалуй, даже чересчур сосредоточенно.
– Значит, это правда? Врачи не ошиблись? Ты совсем ничего не помнишь?
Мне стало обидно. Выходит, первому моему признанию он не поверил?!
– Я бы не стала тебе врать, Джеймс, – проворчала я и отвернулась к окну.
– Ну конечно, – снова ровным голосом отозвался он, – само собой, Кристина.
Почему-то мое родное, привычное имя прозвучало в его устах, как издевка. Я уже слышала, как он называет меня «Фэй» – содрогаясь от злости и возбуждения при этом. Фэй волновала его, к ней Джеймс не умел оставаться равнодушным. «Кристина» он произносил, будто обращался к пустому месту, и от этого мне становилось обиднее и больнее вдвойне.