Падение барометра. Собачий бренди. Один в фонаре. Свинячий визг. Разговорник янки. Цветная капуста.
На следующий день рано утром вся семья и механики завода пошли меня провожать. «Роб Рой» нырнул в бурлящее море; озеро Венерн действительно можно назвать морем. Шляпы были сняты, и на прощание нам пожелали счастливого путешествия – без сомнения, самой маленькой из лодок, когда-либо плававших по этому огромному озеру. У кромки воды сила ветра не чувствовалась, но когда мы обогнули последний мыс с одинокой лесистой вершиной, белые барашки волн, сердитые тучи и густой моросящий дождь показали характер Венерна. Да, нужно было развести полный пар, чтобы к вечеру добраться до Карлштадта. Следовало добраться туда, потому что там меня должны были ждать письма и пакет с провизией.
План путешествия содержал три важных пункта: пройти по Венерну, по Балтийскому морю и по Большому Бельту в Дании. Сейчас предстояло совершить подвиг номер один, но более неблагоприятной обстановки для этого было не придумать. Ветер, дождь и туман – эти три явления погоды редко бывают одновременно, а сегодня все они энергично сопротивлялись мне, хотя любого из них уже хватило бы, чтобы отложить попытку. Поэтому я причалил к берегу там, где мог полчаса поразмыслить с сигарой, посоветоваться с боцманом и подумать над картой. Следовало обсудить вопрос – не глупость ли идти вперед на тридцать миль в этом свистящем тумане и на этом огромном озере?
Тем временем тускло-серый горизонт совсем потемнел от туч, и пришлось искать убежища, пока ярость шквала изливалась на скалы надо мной. Затем появилось яркое солнце, и снова еще одно зловещее облако… Я решил остановиться пообедать в ближайшем доме. Но это была жалкая хижина, и у бедняка в ней не было хлеба. Теперь, с такой задержкой, первоначальный план выглядел совсем неважно. Мы направились к другому острову, близкому к узкому проливу Асунда, где был виден еще один дом, последний, который можно было встретить в течение многих часов. В бедной рыбацкой хижине оказались двое рыбаков и румяный мальчик, которые ели руками рыбу и картошку, а рядом сидела женщина с грязным младенцем, которого она осыпала поцелуями.
Я достал пакетик с сахаром и дал ребенку; его мама принесла хлеба, и я присоединился к трапезе у деревянной миски с картошкой, сварил кофе у огня, сделал набросок и дал ей немного лучшего риса от Фортнэма и Мейсона, зажег восковую спичку и дал две мальчику – в общем, вел себя любезно. Это был первый случай, когда мне встретились люди, которые не умели читать, справившись только с «расшифровкой» аверса монеты. Я поблагодарил всех и двинулся дальше; не стал только целовать ребенка.