Началась новая жизнь. Мы с мамой кормили, мыли, пеленали малышку, чистили ушки, обрабатывали пуповину грудничка. Конечно, делала все мама, но я неизменно присутствовала при всех процедурах. И не упускала возможности прикоснуться к своей сестре.
Первый месяц на белом свете показался ей не очень приглядным, и она часто плакала, особенно по ночам.
Мне повезло в том, что наш класс тогда учился во вторую смену, и я могла подольше поспать.
А маме с папой по очереди приходилось таскать маленькое сокровище на кухню, чтобы та не будила меня в комнате.
Однако она заливалась так громко, так истошно, что слышно было во всей квартире.
Но все когда-то заканчивается, и это тоже прошло.
Наш малышок, которому мы все никак не могли дать имя, стал спокойно сопеть по ночам.
С именем долго не могли определиться. И когда девочку все же решили назвать в честь мамы – Наталья, то за ней тут же закрепилось милое – Татусик. А нашей любимой песенкой стало народное «Ой татушки, три-та-та».
Татуська была невероятно шустрой и шкодистой девочкой. У родителей прослеживалась растерянность в методах ее воспитания – было не понятно, как после такой тихой и покладистой Иры справляться с таким сорванцом.
Да и я страдала не меньше. Как только Тата стала самостоятельно передвигаться по комнате, я не успевала прятать учебники и тетради. Если родители никогда не проверяли мои домашние задания, (только если я сама засомневаюсь в их правильности и прошу помочь), то сестрёнка проверяла их регулярно. Теперь я понимаю, именно так появляются на свет талантливые педагоги.
Пожалуй, у меня не было ни одной промокашки, ни одного ластика, ни одной тетрадки, где Татуська не поставила бы свой многозначительный «кренделек».
Да что там тетради, она успела изрисовать мамин паспорт! Ну, когда?!
Его всегда прятали на самой верхней полке. Только мартышкам полки не помеха… Её каляки с постоянством появлялись то тут, то там.
После рождения сестрёнки мне два раза пришлось лежать в хирургии Русаковской больницы с гнойными абсцессами.
Больница эта старая, в центре Москвы.
Хирургия располагалась в каком-то старинном корпусе.
После многочисленных внутримышечных уколов мой организм отказывался всасывать лекарство, накапливал его и превращал в гной.
Теперь мне предстояло вскрытие абсцесса.
Почему так произошло, никто не знает. Но факт остается фактом – обе ягодицы разрезаны и откачено по пол-литра гноя.