Максим на негнущихся ногах подошел к трупам бегунов. В лунном свете их кожа казалась серой, под ней крупными узлами бугрились гипертрофированно развитые мышцы. Ладони и ступни были непропорционально велики, а мощные плоские ногти являли собой совершенный инструмент для разрывания плоти. Волос на головах не было, но лица еще сохраняли человеческие черты, и тысячелетний вампир, возможно, нашел бы их привлекательными.
Макс запоздало подумал, что подпустил тварей слишком близко, и это могло стоить ему жизни. А еще он не считал патроны в рожке, и попытка перезарядить автомат с большой вероятностью стала бы смертельной. Мысль о том, что он классический нуб, ничуть его не расстроила, печально было лишь то, что в этой донельзя реальной игре ему отпущена всего одна жизнь.
Твари источали жуткую вонь, резкий запах гниения и разложения, казалось, заполнил все пространство вокруг. Максу очень хотелось зажать нос, но вряд ли бывалые жители Стикса вели себя именно так. Он достал нож, не сразу разобравшись с устройством ножен, и понял, что просто обязан изучить снаряжение при первой же возможности.
Лезвие с неприятным хрустом погрузилось между похожими на две половинки чеснока наростами. Преодолевая брезгливость, он засунул руку внутрь кожаного мешка. Отсутствие света мешало в подробностях рассмотреть содержимое, но на ощупь оно было похоже на минеральную строительную вату. В первом мешке Макс добыл два спорана, во втором – три.
– Отстрелялись хорошо, – довольно заявил Грин, держа на ладони горох. – Хозяин тира выдал нам приз.
– Ты был достоин окуляра камеры Клинта Иствуда даже без ковбойской шляпы на голове, – сказал Макс, натужно улыбнувшись. – Это – приз за артистичность.
– Склонность к театральным эффектам – моя слабость, – нехотя признал Грин, садясь в машину. – Хотел впечатление на тебя произвести. В следующий раз чернушно замочу тварей твоей битой.
– Тебе не нравится бейсбол, – парировал Макс, – все мысли занимает стрельба и автоспорт.
– Ладно, буду вести машину задорно и с огоньком, как моя семидесятилетняя бабушка, – Грин завел мотор и мягко тронулся с места.
– Впереди все спокойно?
– До самого поселка никого не чувствую, но я уверен, что твари уже выдвинулись на звук выстрелов.
– Мы едем к следующему тиру?
– Или бойне, кто знает, – Грин пожал плечами, не отрывая расслабленного взгляда от дороги. – В неведении и состоит прелесть нашего существования. Представь, что, как поет Мирон, все предрешено. Скука же смертная будет.