В те дни на площади мелькал ещё один персонаж – сорокалетний дядька довольно интеллигентного, на первый взгляд, вида. Гопником он, в отличие от Синего, не был. Он ходил в нелепом «петушке», был не глуп, опрятен и вежлив. Со всеми здоровался. Ценил бардов. Носил густую бороду, за что и был прозван Геологом.
Он был классическим питерским неудачником, чья жизнь пролетела, как фанера над сортиром. Геолог вкалывал в каком-то убогом НИИ, но в 98-ом всё накрылось весёлым местом. С тех пор он сменил массу профессий и вот прибился к нам… Денег у Геолога не было хронически, и все его жалели: дескать, мужик-то нормальный, учёный даже, не хрен с горы, просто не повезло человеку, с кем не бывает… Геолог шатался по площади потерянный. Как лунатик, шлёпал он по лужам в дырявых ботинках и ничего не видел. Наши решили дать ему в долг, скинулись и хором (кроме меня, сволочи) вывернули карманы в знак братской помощи и любви: это, мол, тебе на боты новые. Геолог онемел, затрясся. Рыдая, сгрёб деньги в грязный пакет и моментально удалился. Больше мы его не видели… А Синий перед лицом своих товарищей торжественно поклялся найти афериста. Он где-то узнал, что его жена работает в гастрономе на Лиговском. Выяснив это, Синий немедля отправился туда с единственным намерением – выбить долг из ничего не подозревающей женщины. Но наводка оказалась ложной – никаких жён геологов в лабазе не было и в помине. Синий психанул, кокнул в порыве отчаяния витрину и сбежал…
Ещё на Площади Отбросов мелькал кадр лет сорока с причёской «ёжиком» и усами аʼля Максим Горький. Звали его Пётр. Он приехал из Мурманска, где, по слухам, не то кого-то ограбил, не то помял по пьяни в кабаке, получил несколько лет колонии, освободился, но ни бывшей жене, ни дочке об этом радостном событии не сообщил, а удрал в Питер, твёрдо решив начать новую жизнь. И все кивали на Петра и говорили: «Видишь, это Пётр. Пётр приехал хрен знает откуда, чтобы стать человеком. Пётр завязал бухать, устроился на работу и купил себе чёрную шляпу. Пётр копит деньги. А ты что сделал для родины?» И становилось совестно, потому что я ни черта для родины не сделал – в армии не служил, в тюрьме не сидел. А Пётр был окрылён петровскими замыслами. Наш лимитчик отправился на заработки, позабыв в порыве энтузиазма про анкету… Информацию о судимости Пётр застенчиво опускал, но кадровики не зря ели свой хлеб и как-то раскапывали все самые тёмные закоулки биографии незадачливого соискателя, всюду указывая ему на дверь. Так было три раза. А на четвёртый Пётр оказался в шарашке, бодро клепавшей регистрацию для азиатов и прочей рабсилы из стран ближнего зарубежья. Фирмачи сидели в заплёванной подворотне на 3-ей Советской, не имели вывески и, естественно, бодро клали на всякого рода анкеты. Пётру это подходило. Скиталец воспрянул духом. Он радостно восклицал: «В Мурманске я за двести „рэ” полдня рыл траншею по пояс в дерьме, а здесь за те же бабки просто листовки у метро раздаю! Да тут деньги под ногами валяются! Это ж просто клондайк какой-то!»