Наемники не просто подняли бунт, но и договорились с местными ливийцами, потом на их сторону перейдет еще и Утика. Их армия осадит Картхадашт, в котором практически не останется опытных воинов. Набрать новых будет неоткуда, особенно после отказа платить прежним. Перепуганные картхадаштцы попробуют договориться с восставшими, удовлетворив все их требования, чем только разожгут их аппетиты. Наемники потребуют больше, потом еще больше.
Хискон, направленный на переговоры, будет захвачен восставшими и потом распят на кресте. Демонстрируя непримиримость, командиры наемников отказались даже выдать его тело для погребения, бросив его на съедение диким зверям. Ханнон Великий, выступивший инициатором обмана восставших, возглавил кое-как собранную новую армию. Однако после первых удачных стычек был застигнут врасплох внезапной атакой противника и разбит.
Остатки армии Картхадашта откатились обратно в город и оказались в нем заперты. Не зная, что еще сделать, верхушка Нового города обратилась к старой и мрачной традиции человеческих жертвоприношений, дабы получить помощь богов. Подобная практика существовала во многих государствах, но здесь она отличалась двумя особенностями.
Во-первых, в Картхадаште в критические моменты жертвоприношения проводились с широким масштабом и безжалостностью в присутствии сотен тысяч человек, охватывая сотни жертв.
Во-вторых, если в других государствах убивали рабов и пленных, то в Новом городе приносили в жертву собственных детей, причем для элиты это являлось в критические моменты прямой обязанностью. В сложившейся ситуации каждая семья знати оказалась вынуждена пожертвовать одним своим ребенком.
Не избежал этой участи и Хамилькарт, отдавший «на растерзание» своего последнего четвертого новорождённого сына. Он сам принес его на тофет, священное место с жертвенным огнем. Передав его одному из жрецов в белом одеянии, Хамилькарт с трудом увел оттуда рыдающую жену.
Жертвоприношение приносилось ночью у статуи Баал-Хаммона под печальные звуки флейт и тамбуринов. Отблески пламени из священной ямы вырывали из темноты его большую бронзовую статую, стоящую на краю ямы с протянутыми над горящими углями руками. Из этой ямы поднимался стойкий запах горящей плоти.
Жрец, принявший младенца, подошел к мощенной дорожке к краю ямы и торжественно поклонился бронзовому идолу. У запелёнатого в красную ткань младенца кожаными ремнями связаны руки и ноги. Ребенок не спит; в его широко распахнутых глазах застыло удивление.