Это моя шестая или седьмая попытка написать предисловие. В некоторых предыдущих версиях я на тысячи слов расписывал свое прошлое и очерчивал истоки собранных здесь эссе – и вообще объяснял, что изначально сподвигло меня писать о музыке. Я решил, что все эти контекстные декорации здесь будут не просто излишни, а, быть может, перебьют собственно характер книги, каким я его себе представляю. Могу сказать, что сам я всю жизнь не имел ни родного города, ни даже определенного акцента или национальности, и столь нечеткий бэкграунд, безусловно, повлиял на мои представления о доме. Еще могу сказать, что на данном этапе идеал, к которому я стремлюсь как профессионал, – писать так, чтобы абсолютно все было понятно любому случайному читателю; но также чтобы было за что зацепиться при повторном прочтении, случись кому-то открыть книгу снова. Другими словами, в текст легко нырнуть и вынырнуть из него… но в то же время за словами и между строк может скрываться целая паутина зацепок, намеков, отсылок, ожидающих чьих-то внимательных глаз. Выловите их – прекрасно, но если нет – тоже ничего страшного. Должен признаться, перечитывая некоторые их этих эссе при составлении книги, я удивился, как много деталей из моей личной жизни умудрилось туда проскользнуть. В сборнике эссе не должно быть места ничему, слишком привязанному к сиюминутному контексту, уже утратившему актуальность. Кстати сказать, некоторые мои любимые книги (перечитанные много раз) – это сборники рецензий или публицистика. Слева от клавиатуры, на которой я выстукиваю этот текст, вся стена заставлена исключительно нехудожественной литературой; сегодня утром я наудачу вытянул с полки сборник англо-ирландского писателя Хьюберта Батлера (самопровозглашенного «протестанта-республиканца»), чьи эссе довольно шатко балансируют на грани, где с одной стороны – искренняя любовь к родине и вопросы чисто местной важности, а с другой – не менее сильная тяга выбраться во внешний мир, порой разительно отличный от дома.
Если что и роднит меня прежнего (более молодого, беспечного, дерзкого и – ладно, признаю – самовлюбленного) со мной нынешним (надеюсь, более вдумчивым и менее замороченным), то это, наверное, стремление к определенному тону повествования – стремление быть серьезным, но не пафосным, одновременно соблазнять и выстраивать сложную картину, желание приоткрыть свои собственные недостатки и пристрастия, не скатившись при этом в грубую и бесцеремонную автобиографию. Похожий тон я нахожу у некоторых из упомянутых в этой книге исполнителей: Билла Эванса, Фрэнка Синатры, Дональда Фейгена – в их музыку погружаешься мгновенно, очаровываясь ей, но, слушая ее снова и снова, начинаешь подмечать всевозможные недоговорки, странности и подтексты. Еще одно, что сближает некоторых героев собранных здесь эссе, – это довольно острое противоречие между бардаком и порой отчаянием, царящими в личной жизни артистов, и их чуть ли не сверхъестественно элегантными, сдержанными сочинениями. (Это справедливо и для некоторых моих любимых писателей: Джона Чивера, Джин Рис, Йозефа Рота.) Если прижать меня к стенке, я, возможно, даже предположу, что за подобной сдержанностью проглядывалась своего рода «политическая» стратегия. Само собой, на оборотной стороне всего этого (которой я коснусь в эссе про Джона Фэи) – вопрос, как далеко мы готовы позволить этим артистам заступить в их личной жизни за нормы морали, прежде чем скажем: «Хватит». Сколько в высшей степени отвратного поведения мы готовы не замечать, терпеть или прощать ради возможности прикоснуться к великому – или даже душеспасительному – искусству.