Тот год выдался голодным. Морской зверь обходил охотников стороной. Если и показывался, то уворачивался от копий и гарпунов. Или срывался и опускался на дно прежде, чем охотники успевали его добить. Так и сейчас. От моря Утатаун, Илютак, Акива и его сын Тулхи возвращались с пустыми руками. Два моржа – скудная добыча.
Аглюхтугмит вынужденно охотились на суше. Болтушка Укуна плела силки из нитей старого китового уса, отчего всё лето ходила с обколотыми руками. Мужчины ставили силки в Месте, где ломаются нарты, и за Медвежьим логом. Чтобы не выдать себя, костяной лопаточкой старательно затирали за собой следы. Ловили и приносили в Нунавак куропаток. Женщины срезали с их ножек мясо, толкли его вперемешку с моржовым жиром. Разделывали птиц, чистили рыбу. Свежевали и варили евражек, а евражьим мясом кормили собак. Женской охотой занялась даже бабушка Стулык, обычно почти не покидавшая стойбище и подолгу судачившая с бездетной Нанук. Никто и не думал пренебрегать помощью детей, и Анипа знала, что завтра с Матыхлюком вновь отправится за ягодами и корешками, но уйдёт к Месту, где рассеивается туман.
Как и два года назад, страх перед зимним голодом всюду сопровождал аглюхтугмит, однако не отвлекал их от привычных дел. Папа возился с каменными пластинами пола. Илютак перетаскивал разобранные большие сани – нарту – и мирился с мешавшимся под ногами Матыхлюком. От нижней жилой землянки доносился смех Укуны. Собаки скучали – зарылись в ямки и сонно наблюдали за хлопотливыми Акивой и Тулхи. Светло-коричневые и рыжеватые, с особенно длинной шерстью на хвосте и шее, собаки сливались с рыхлой землёй, но выдавали себя подвижными стоячими ушками.
По узкой, местами осыпавшейся тропинке ковылял дедушка Кавита. Он едва шёл и опирался на костяную палку, словно старый морж на каменистом берегу, вынужденный рывками переставлять слабые ласты и на клыках подтягивать неуклюжее тело. В основании холма тропинка закладывала широкие петли, огибала скальные выступы, проходила между двумя заброшенными землянками, затем становилась более отвесной, наконец короткими крутыми петлями обхватывала три жилые землянки и уводила на вершину холма. Дедушке следовало беречь больные ноги, однако он через боль метался по всей тропинке.
– Ну почему?! – пытаясь настичь Утатауна, сокрушался Кавита. – А?! Неужели сложно? Не представляешь, каково мне… Я лечь не могу, встать не могу, мне сидеть тяжело!