– Она принимает подарки, – пробубнила Селена, бросив быстрый взгляд на запертую дверь. – Для мисс Марианны привезли дюжину коробок, не меньше.
Сегодня у моей сестры день рождения. Восемнадцать лет. День совершеннолетия. Три года назад я также задорно и с хохотом встречала поздравление и открывала подарки, не думая, что уже через несколько месяцев…
– Мисс Диана, я могу попросить вашу матушку, чтобы она просила мисс Марианну вести себя чуточку тише.
Покачав головой, я отвергла заманчивое предложение служанки, которое превратило бы праздник сестры в скандал, и надкусила третью дольку. Мой лимит обычно значился в пределах пяти долек. Сегодня я не хотела есть вообще. И лишь для Селены готова была побороть тошноту и воткнуть в неживой рот оставшуюся дольку.
– Пусть веселится. Я ведь тоже так веселилась.
Селена громко выдохнула.
– Мисс Диана, вы всегда вели себя сдержано, даже в день своего совершеннолетия. По крайней мере, так громко не смеялись. Ведь леди не подобает хохотать как торговке с базара.
Уголки губ исказились в полуулыбке, быстро померкнувшей под новым приступом тошноты. Прижав раскрытую ладонь ко рту, я наблюдала, как Селена засуетилась, подбежала ко мне и выхватила салфетку, протягивая ту к лицу.
– Вот, возьмите. Если совсем беда, я подам чашу.
– Не нужно, – протолкав горький ком из слез и яблочной кашицы в горло, промокнула губы салфеткой и опустила ту поверх остатков фруктов. – Хватит.
Селена покачала головой, но поднос забрала. Чуть склонив голову, она произнесла:
– Подготовить ванну?
– Да, будь добра.
Спорить с ней было бесполезно. Мое тело, исхудавшее и почти умершее, раз от разу пыталось подать некие признаки жизни. То, о чем не принято говорить, расплывалось подо мной некрасивым пятном. Поморщившись, я терпеливо ожидала, когда Селена уйдет, унося практически нетронутый поднос с едой, чтобы после в тишине пустить слезу. Единственную, которую могла позволить.
Спустя полчаса я была усажена в белоснежную ванну, наполненную до краев теплой водой, и смотрела, как пена пузырилась и сверкала в лучах солнца. Селена против моей воли, а сопротивлялась я с трудом, открыла в комнате все окна, впуская солнечный свет. Лучи, казалось, проходили через толстые стекла, раскаляясь и грозясь сжечь мою кожу. Ту часть, которая сохранила чувствительность. После чудовищной катастрофы, перевернувшей мою жизнь, нервные волокна будто удвоились, разрослись, увеличились и любое касание, тепло или изменчивый ветер, бывавший в комнате опять же по велению служанки, разрывал меня на части. Лишь верхнюю часть. Вторая часть тела оставалась мертвой.