После того они часто встречались в деревне, украдкой, как будто невзначай. Виделись чаще, чем прежде, разговаривали порой, но никогда не прикасались друг к другу и не открывали своих чувств. Мир Джэйгэ оживал, когда она проходила мимо, среди распустившихся внезапно цветов, и здоровалась с ним – точно также, как здоровалась и со всеми остальными. Услышав музыку ее голоса, будучи одним из многих, он чувствовал себя центром мира.
Он снова взялся возрождать домашнее хозяйство, еще упорнее, чем в прошлый раз, и достиг еще меньшего, потому что с тех пор всё пришло в полный упадок. Не осталось ни животных, ни инструментов. Джэйгэ неделями пропадал на охоте, надеялся торговать шкурами, но от скупщиков, притворно недовольных качеством товара, уходил с такими ничтожными грошами, которых едва хватало на новые наконечники для стрел, ножи и расходную мелочь. Впрочем, те же торговцы продавали выкупленное у него за бесценок в десять, а то и двадцать раз дороже в городах, обвешивались золотом, объедались заморскими сладостями и не терзались угрызениями совести.
Целый год Джэйгэ охотился за шкурами. Богаче он не стал, но во время долгих походов научился самостоятельно мастерить сложный ооютский лук и наконечники для стрел. И он решил тогда, что освоил это непростое ремесло, устроил в юрте мастерскую, где делал охотничьи луки и пытался ими торговать. С прежним успехом. Созданное Джэйгэ не могло конкурировать с работой опытных мастеров. Он собрался с силами и ушел в город, где надеялся стать подмастерьем, надеялся научиться тонкостям ремесла, но, не способный на подхалимство и подлость, не нашел себе места, еще и влез в долги.
Уходили годы, а он скитался по Ооюту в поисках наживы, намереваясь однажды вернуться в родной улус, выкупить Сююрин у ее мужа. А если тот не захочет ее продать, Джэйгэ воображал, что у него хватит смелости попросту выкрасть ее! Но годы шли дальше, а он не становился богаче… Раз за разом оказывался он жертвой более предприимчивых, готовых ради корысти на любую гнусность и на любое преступление. Его труд неизменно обогащал – но не его, а тех мерзавцев, которые обманом и хитростью присваивали чужие заслуги. Далеко в глубинах своей израненной души Джэйгэ давно понял, что хорошо жить в этом мире может лишь тот, кто изгнал из себя всё человеческое. Лишь отторгнув навсегда совесть и сострадание можно обрести богатства и положение. Были дни, когда и сам Джэйгэ готов был ступить на эту лестницу, ведущую человека в гнилую пропасть эгоизма и бессердечия, но каждый раз он натыкался на стену – стену собственной совести. Лишенный в жизни всего, кроме желаний и мечты, видевший кругом себя лишь мучения, он не желал стать источником новых горестей. Потому что богатство одного – это всегда страдания тысячи.