Обессиленно сажусь на кровать рядом и рычу от безысходности. Жизнь давно превратилась в ад, и я мечтаю закончить школу и уехать из этого города. Может даже поступлю куда-то, а если и нет, то устроюсь работать, сниму квартиру, возможно заведу кота, черного с белыми пятнами. Сижу, прикрыв лицо руками, и озверело представляю, как я заработал много денег, сходил к косметологу, чтобы наконец избавиться от прыщей, еще записался в спортзал, и вот я уже качок, красавец. Знакомлюсь с девчонками, нахожу ту самую и живу с ней до конца времен. Не умираю рано, как отец, а она не начинает пить, как мать. Вдруг вспоминаю про дневник Незнакомки. Порываюсь взять блокнот и прочитать следующий день, но останавливаю себя, думая, что самое сладкое нужно оставить на вечер. Удивительно, но сейчас у меня нет никого, кроме нее, точнее кроме плавных букв с завитушками и узоров-ромбиков на полях.
– Андрей, а почему ты дома? Который час? – мать поднимается, садится, прислоняясь к изголовью, прикрывает грудь одеялом, как будто я ее не видел – одна сиська ниже другой, и смотрит чуть в сторону острым соском. Уже почти год, как меня не трогает подобная картина, хотя, наверное, должна.
– Семь утра. Семь двадцать, – отвечаю я, кидая взгляд на экран телефона, – вот, принес тебе.
Протягиваю стакан воды из-под крана, зная, что у нее похмелье, все равно попросит принести попить. Она осушает мутноватую жидкость в два глотка и морщится, наверное, от головной боли.
Мать разглядывает меня, а я отворачиваюсь в сторону и чуть опускаю голову, стараясь прикрыть синяк волосами.
– Кто ж тебя так? Надеюсь, не…? – она замолкает на полуслове.
Отрицательно мотаю головой, понимая, что она имела в виду своего ухажера.
– У тебя волосы, как у твоего отца, темно-русые и жесткие, – почему-то говорит мать, а мне становится противно, и тошнота подкатывает к горлу.
– Пожалуйста, не пей больше, – говорю я с мольбой в голосе, а она тянет кривую улыбку.
Покидаю квартиру, вздыхая с облегчением, запах алкоголя и пота въелся в нос и до сих пор витает перед лицом, хотя свежий воздух понемногу растворяет его. Выхожу на улицу, и в глаза тут же ударяют солнечные лучи. Жмурюсь, в очередной раз ругая себя и весь мир за разбитые очки. Достаю из кармана старые очки в толстой оправе, которые перестал носить из-за ухудшения зрения. В них мир нечеткий, но я уже могу отличить дерево от прохожего.