Сегодня острота переживания проклятия утрачена. Люди готовы призывать друг на друга разверзшиеся небеса по мельчайшему поводу, не замечая мистического характера произносимых ими слов.
Некоторые магические формулы потеряли адресность, и даже содержание, осталось лишь выражение некой угрозы: «Да чтоб тебя!» – говорит человек, споткнувшись о торчащую из земли проволоку, и не замечает, что оказался на пороге проклятья.
Русский язык особенно богат «матерными» выражениями, которые встречаются также в венгерском, румынском, новогреческом, китайском, суахили и многих других языках. Однако интерпретация этих выражений – кто именно имел твою мать – неоднозначна.
Иногда подразумеваемым субъектом действия является говорящий, который тем самым как бы утверждает «Я – твой отец» или «Я мог бы быть твоим отцом», зачисляя ругаемого в низшую социально-возрастную категорию.
Матерная брань уже в Древней Руси (христианской) оценивалась как кощунство, оскверняющее и Матерь Божью, и мифологическую «Мать сырую землю», и собственную мать ругающегося. Однако ничего не помогало, поскольку матерные выражения сами имеют сакральное происхождение и в прошлом были связаны с ритуальными функциями.
Сквернословие существует у всех народов и обычно не считается чем-то особенным. В мифах ругаются сами боги. Иудаизм, ислам не выделяют сквернословие как особый проступок. Только в христианстве оно постепенно, очень постепенно начинает восприниматься как тяжелейший грех.
В космосе язычников телесное играло одну из первых ролей, и потому весь окружающий мир осмысливался через образы тела. Ну, а пол и сексуальность, как самые характерные проявления телесного, стали частью символической культуры человечества.
Мужской половой член у язычников – религиозный символ. Он подразумевается в кресте. Перед греческими храмами ставятся квадратные колонны без рук и ног, но зато с головой и эрегированным «скипетром страсти». В римском театре непременно участвуют фаллофоры – носители фаллоса. Древние израильтяне клянутся, положив руку на оный предмет. В древнеиндийской же мифологии семя отождествляется с абсолютным началом.
Связь матерной брани с идеей оплодотворения проявляется в ритуальном свадебном и аграрном сквернословии, а также в ассоциации ее с громовым ударом. На этом уровне она не только не имела кощунственного смысла, но была магической формулой, священным заклинанием.