– Болезнь Альцгеймера, – перебил ее Федерико, сдобрив интонацию фунтом горечи. – И это в двадцать девять лет! Вы представляете, каково мне сейчас? Ведь если Эльза погибнет…
И он быстро отвернулся к окну, якобы пряча навернувшиеся на глаза слезы. Старая монахиня молчала.
– Церковь – последнее место, куда я мог обратиться, когда врачи сказали, что ничего нельзя сделать, – заговорил он снова, теперь уже глухо. – И кто мог подумать, что именно в этот день в наш приход приедет делегация из Ватикана, что я встречу монсеньора Салафию, и он укажет мне путь к спасению? Я понятия не имел, кто такая сестра Джанна, пока мне не показали ее фото. И это была она… моя Марго, моя бедная, пропавшая много лет назад Маргарита!
На его плечо опустилась сухая ладонь. Монсеньор тоже хорошо знал свою роль. Невинный жест утешения дожмет суровую бенедиктинку, ведь в лице представителя папского двора гостя утешал сам понтифик.
– Пути Господни неисповедимы, – веско произнес «чертов епископ». – Вы согласны со мной, сестра Констанса?
– Воистину! – с жаром ответила та.
Ну да, а что еще она могла бы сказать? Пути Господни – пожалуй, самый безжалостный аргумент в мире. И совсем не важно, что с тобой происходит: поставили тебе Альцгеймера в неполные тридцать; или ты поверил очередному великому гуру и переписал на него все имущество, а теперь ночуешь в домике из картонных коробок; или какой-то полоумный кукольник убил всю твою семью, подругу и бойфренда. «Пути Господни неисповедимы!» – скажут тебе добрые христиане, глубокомысленно ткнув пальцем в небо. А они ведь, и правда, тычут пальцем в небо, потому что им-то откуда знать, по чьей воле все это произошло? А уж как любит эту фразу монсеньор! Свалить все на Бога – самое милое дело, это ведь как коматозника пинать, он тебе все равно не ответит.
Стук в дверь отвлек Федерико от философских мыслей.
– Входи, дитя мое! – сказала аббатиса.
Сестра Джанна вошла.
***
Больше всего я боялась, что мой организм выкинет какой-нибудь фокус. Ну там, обморок или истерика – мало ли, что может случиться от потрясения. Я неделю прокручивала в голове эту встречу, и, с одной стороны, мне жуть как хотелось увидеть брата, а с другой – я умирала от страха. Так что в покои аббатисы вошла на негнущихся ногах, и лицо у меня, наверное, было такое, будто ко мне не брат приехал, а передвижной зоопарк с тиграми, и мне нужно их покормить.