– Мамка Параську не любит, потому что Настю ей простить не может, – шептались Александра с Марией, поглядывая на Анну, – а Нюрке – то она все прощает, и пожар, и Настю.
Нюрка слышала их, но всё время делала вид, что не слышит ничего. И всё плакала тайком от всех, вот тогда – то она и стала ходить за Прасковьей, ухаживала за ней, кормила её. Будто вину свою заглаживала.
Василий стал чаще приходить поздно, то сено в поле собирает, то ещё что случится. И мать, наблюдая за ним, тревожно вздыхала.
Однажды за шитьем она сказала:
– Рано ты, Вася, гулять стал.
– Чего же рано, мамка? – ласково и даже игриво отвечал он.
– Жениться надумал или так сойдёть? – улыбнулась Екатерина Ивановна.
– Так сойдёть, – рассмеялся он.
И в доме, кроме них никто не понимал, о чём идёт речь. Только Николай Васильевич хмурился слегка, пряча улыбку в усах.
– А ты, Мария, к Трофимовне ли ходишь? Иль к её сыну Фёдору? – не унималась мать.
Мария опустила голову, продолжая перетирать зерно в ступке.
Николай Васильевич поднял голову и посмотрел на Василия, потом на Марию. Та стояла у печи, заплетая и теребя хвостик коротенькой косы под резинкой и молчала.
Василий взял на руки Прасковью, игравшую на полу у печи, и усадил к себе на колени.
– Так что же ты молчишь, Мария? – угрожающе спросила Екатерина Ивановна.
– Неужели ты сама к Фёдору ходишь, Мария? – слегка осипшим от кашля голосом спросил отец.
Он очень похудел, осунулся, стал слабым и глаза его смотрели тускло.
Мария вскинула голову:
– Да кто же это говорит – то?! Неужели Трофимовна такое говорит про меня?
– Не Трофимовна, – сурово отвечала мать, – а соседка её Клавдия. Говорит, что ты зачастила к ним, а там Фёдор, всё пялится на тебя, а ты на него. Зачем ты там ошиваешься?
Николай Васильевич раскашлялся, и Хрестя протянула ему кружку с водой. Он стал пить, но вдруг поперхнулся и закашлялся ещё больше, пока из его глотки не вылетел сгусток алой крови. Христина испуганно отскочила от него, увидев кровь, и все замерли. Екатерина Ивановна подлетела к Василию и схватила Парасю себе на руки, крепко прижав её к себе:
– Вася! Вези отца в город, Вася, быстрее!
И засуетились они все, забегали, словно кто-то в их безмолвии сказал что-то страшное, срочное.
Только Екатерина Ивановна стояла, как вкопанная, будто ударил её кто-то в самое сердце, а Николай Васильевич всё кашлял и кашлял, побагровев до самой шеи. Вены на его лице вздулись и глаза налились кровью. Василий подхватил отца под руку, в спешке надел на него тулуп и шапку и вытащил на улицу.